Жизненная история, которую я узнал от Елены Тарасевич, сельского библиотекаря деревни Лань Несвижского района, не могла оставить меня равнодушным. В судьбах тех людей, о которых идет речь в данной статье, можно ясно видеть исполнение слов евангелия. А слово Божие, как известно,—«меч обоюдоострый» (Евр. 4, 12)…

Не секрет, что в нынешнее время на многих сельских приходах одна и та же проблема: иссякла вера в народе. В храме в воскресные и праздничные дни можно увидеть одних бабушек. Да и у тех живой веры-то не у многих сыщешь. Молодежь заглядывает в деревенскую церковь в основном лишь на Пасхальную Всенощную. К сожалению, не зазорно при этом прийти изрядно выпившими. Где-то и это можно понять и простить: не научили ни родители дома, которых в коммунизм верить заставляли; ни в школе, где Закон Божий в расписании не значится. Да и не сетует особенно батюшка ни по этому поводу, ни по тому, что в храме временами и пасхального пения хора усердных бабулек не слыхать из-за постоянного шума, толкотни. Кто-то же научил редких посетителей, что главное—самому свечку поставить у иконы праздничной. Тем окажешь Господу Богу большую услугу, а, стало быть, Он у тебя в должниках останется. Нужно придумать только, чего просить… Смешно и грешно. Но такой быт деревенский уже не один год, и мало что меняется к лучшему. Нет, есть, конечно, другие примеры, положительные. Но стоит ли спорить, что таких намного меньше. «Жили люди без Бога сколько времени и ныне без Него обходятся!»—эти или похожие на них слова слышал, наверное, не только я. Живут… Но что будет завтра? Да и можно ли назвать полноценной жизнь без Того, Кто есть Источник ее, даже более—Сам есть Жизнь. «Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день» (Ин. 12, 48). Стоит ли ждать этого последнего дня, когда это Слово исполняется над каждым из нас сейчас. Вне зависимости, веруем мы в Него или нет. Впрочем, пора и к рассказу. Он совсем не для обличения жителей села. Скорее, в назидание всем нам.

Бабка Кристина, отложив в сторону костюм, подумала о том, как тяжело жить старому человеку. Ноют болячки, гнетет одиночество. Но еще хуже от сознания того, что остаток жизни тебе дан уже как наказание за прошлые ошибки. А, может быть, все сложилось бы по-другому, если бы не….

Было это лет пятьдесят назад. Стоял чудесный воскресный день. Солнечный, светлый и очень теплый. Деревня шумела голосами. По улице от дома к дому бегали дети. Вот озорники: они знали, что в каждом из них никто не откажет им в угощении. Ведь день-то какой: Пасха!!! В деревнях на Пасху принято собираться всеми членами семейства у родителей. Кто живет поближе к родительскому дому, тот пришел туда уже с самого утра. А тех, кто далеко от родительского гнездышка устроил свою жизнь, ждали, заглядываясь на дорогу.

Вот и автобус показался. Деревенские всегда провожают его взглядом, даже если никого не ждут. Людей вышло много. Каждый повернул, кому куда надо. Последней вышла бабка Анюта. Спина ее болела, поэтому ходила она медленно. Одинокой была. Муж ушел на войну сразу после свадьбы, на фронте и погиб. Замуж Анна так и не вышла. Не смогла забыть своего суженого. Детьми они так и не успели обзавестись, поэтому некому было скрасить ее одиночество. Работала дояркой в колхозе. Любили ее в деревне за порядочность и необыкновенный душевный мир, которым она выделялась среди всех местных жителей. Да и особой доброты это был человек. Вот и сейчас гостинцев полные сумки везет. Знала, что дети за лакомствами придут. Небось, уже сейчас на пороге дожидаются. Пироги да яйца бабке Анюте освятили. Только бы сумки донести до дома. Устала очень. Ведь, чтобы на всенощной помолиться, надо ездить в соседнюю деревню. Своя церковь уже давно закрыта. Смотрит баба Анюта, а на остановке она не одна осталась. Тут еще девочка какая-то. Одна. В руках маленький целлофановый пакетик с яйцами и небольшим куличом. Не наша девочка, не здешняя. Может, потерялась?

—Ну и чего стоишь?—спросила бабушка.

—А я не стою, я… просто не знаю, как спросить. Я папу ищу.

В деревнях все друг друга знают. И про детей, и про внуков, и про сватов, и про кумов. Как только девочка назвала папино имя, сразу бабуля и поняла, кто перед ней.

—Эх, дитя ты еще невинное, а уже маешься. Ну, бери свой пакетик, пошли. Соседи мы.

Девочку звали Светланой. Второй класс заканчивала. Умница и болтушка. Приметив в бабке Анне добрую душу, целую дорогу ей щебетала про школу, соседского мальчика и белые новые колготки, которые сегодня по случаю праздника одела. Бабушка слушала ее молча, да все вздыхала, но совсем не от тяжести сумок. Вот уже и пришли, но что ждет Светлану за этим красивым железным забором?

Ее отец из зажиточной семьи. Семеном зовут. Давно, когда Светы еще на свете не было, они держали очень большое хозяйство, вкалывали, деньги собирали. Себе на новую рубашку жалели—все сыну единственному. Когда он с армии пришел—вот тебе, Сема, костюм новый; быков продали—вот и «Жигули» новенькие у порога. Что называется, жених с приданым. Да и сам Семен—красавец, хоть к царю в сваты иди. А тут возьми да влюбись в «принцессу детдомовскую». Так называли Семеновы родители Ольгу…

«Ну и что, что хороша собой?! Подумаешь, в институт поступила! Хватает приличных девушек, а он нищенку безродную в дом приволок! Да сам посмотри: какая из нее баба—комар! Эту Ольгу еще год откармливать надо. Тьфу на твою любовь!—не на шутку разошлась тетка Кристина, мать Семена,—Да и что она в колхозе заработает?»

Ольгу прислали в колхоз на практику. Так получилось, что случайно с Семеном встретилась. Он предложил снимать комнату у него в доме. Дело шло к свадьбе. Но мать Семена упиралась. Ольга уже стала просить другое место работы предоставить, но колхоз не спешил с этим, да и не искал, ведь все считали ее невестой и ждали свадьбы.

А свадьбы не было. Ольге пришел вызов на сессию, и она уехала учиться. А тетка Кристина время зря не тратила. Несла всякие сплетни про городских ухажеров, про то, что не любит она Семена так, как его любит дочка председателя сельсовета…

Возвращаться Ольге было уже некуда. Двери тетка Кристина не открыла, а на пороге стоял маленький коричневый чемоданчик со всеми ее сиротскими пожитками. А она так спешила туда, так соскучилась по любимому. Да и новость была радостная. Была… Была радостной, а стала камнем в душе. Ольга была беременна. Она так мечтала в детдоме о большой семье, о муже, о детях. А что теперь? Куда сейчас идти на ночь глядя? Кому нужна ни жена, ни дева? Как вышла Оля со двора—не помнит. Сердце замерло. Даже слезы не текли ручьями, нет. Они просто собрались на ресницах в большие мутные алмазы, и через них все расплывалось и кружилось. Обида так сжала горло, что дышать стало невообразимо трудно.

А где же Семен? Где тот бравый кавалер, который обещал горы свернуть ради любимой Оленьки? Был, да весь вышел. Он не долго сопротивлялся матушкиному давлению. Да и дочка председателя сельсовета ничем не хуже Ольги ему показалась, а где-то и лучше. И фигура у нее статная, и одета богато…

Так получилось, что тогда бабка Анюта была во дворе и все видела. Соседи они ведь с Кристиной, дома их близко.

«Олечка, доченька, помоги дрова сносить. Я ведь одинокая. Вот колхоз, как солдатской вдове, машину дров прислал, так я их одна до зимы в сарай не сношу!»—первой заговорила бабка Аня. Она знала, что если из жалости позвать Ольгу,—не пойдет. А деваться ей некуда.

Через пару дней молодая женщина уволилась и уехала в город. Сняла там квартиру, устроилась на работу. Для нее начиналась новая жизнь. В городе было трудно с деньгами, но зато никто не смотрел искоса на вырастающий с каждым днем животик, и никто не называл ее «детдомовской принцессой». На все вопросы о муже сочиняла ответ, что он умер, и у нее совсем-совсем никого нет. Со временем все утихло. Даже там, в деревне, погудели про видневшийся у Ольги живот, про несчастного ребенка да про подлость его отца, но вскоре затихли. А с рождением маленькой дочурки у мамы и обида всякая от сердца отлегла. Мир не без добрых людей. Именно таких и послал Господь сиротинушке. «Ибо отец мой и мать моя оставили меня, но Господь примет меня»,—как говорит псалом (Пс. 26, 10).

Сама Ольга была славной девушкой: добрая, отзывчивая, готовая поделиться последним с ее окружавшими. В каждом человеке, кто к ней с душой, родню видела. Семья, у которой Ольга квартиру снимала, была многодетной. А когда их собственные дети поразъехались, то они Ольгу как дочь приняли, скучали без привычки. Все вместе радовались появлению в доме маленькой Светланы. А как прошла ей неделька от роду, хозяйка принесла молодой маме коробочку.

—Это тебе, Оля. Ребенка крестить надо. Нельзя ему так жить. Ты и сама, небось, некрещеная.

В первый раз Оля задумалась над этим. За свои двадцать лет она слышала и про учебу, и про труд, про деньги, хозяйство, и про то, что мы строим коммунизм во всем мире... А вот о церкви… ничего. Еще в детдоме учили, что комсомольцы должны быть атеистами. А тут как-то так само собой получилось, что добрые глаза хозяйки победили. В Олиной далеко не глупой головушке не придумалось ни одного слова, чтобы возразить.

Через несколько дней в кругу новой семьи отмечали крещение новорожденной Светланы и ее мамы Ольги.

Шло время. Устроился быт, наладилась жизнь. Оля вышла замуж за сына ее добрых хозяев дома. Ее приняли такой, какая она есть, и всей душой полюбили малышку. Уже никто не вспоминал про дела десятилетней давности. Или почти никто.

Но так уж устроена жизнь человека, что радости у него часто сменяются печалями. «В мире будете иметь скорби» (Ин. 16, 33). Так и вышло. Свете исполнилось уже 10 лет и ей вполне доверяли одной сходить в магазин.

—Что-то ты пришла поздновато и почему-то на воробья взъерошенного похожа,— подшучивала над дочерью мать.

—Мам, а кто такой байстрюк?—очень тихонько спросил ребенок. В тот момент у нее были такие испуганные глаза и так похожие на глаза своего отца.

«Вот и все!»—подумалось Ольге. После разговора с дочкой оказалось, что та случайно стала разговаривать в очереди с какими-то тетками. Они ее расхваливали, а потом стали спрашивать про маму, про папу и про бабушку в деревне. А между собой назвали Светлану байстрючкой.

Тяжелый был разговор. Ольга увиливала от прямых ответов на вопросы дочки, как могла. Даже накричала на нее, но потом сердце матери стало смягчаться, как воск от тепла. Призналась, что есть у нее бабушка, но очень-очень далекая; что они почти не родня, поэтому просила дочурку больше об этом не вспоминать. Но добрая детская душа не могла смириться с такой отчужденностью родственников. Это, наверное, мамины сиротские гены, всю жизнь искавшие тепло родной души, и детское любопытство заставили ее тайком от матери поехать в деревню.

Вот как только найти нужный дом? Как называлась деревня она знала, раньше слышала. Вот и красивый железный забор.

…Баба Анюта подвела путешественницу к соседским воротам, а сама не спеша пошла домой. Ей тогда казалось, что она оставила ребенка в пустыне. Ничего хорошего Свету не ждало. Ведь Кристина хоть и работящая, да уж слишком чопорная и горделивая. Питало ее гордость то, что она сваха председателя сельсовета. Особа в народе важная.

Можно только догадываться о разговоре Светки с «ее бабушкой». Девочку даже в дом не пустили. Кристина взбесилась, когда поняла: чей перед ней ребенок.

«Тут праздник, гости в доме высокие, а ты куда со своей булкой лезешь? Не знаю я никакой твоей мамы, иди откуда пришла! Не порти нам жизнь!»—Выплюнув эти слова, и, желая поскорей избавиться от ребенка, она толкнула ее с высокого крыльца. Ребенок этого не ожидал, поэтому и полетело бедное дитя со ступеньки на ступеньку, как брошенный мяч. Пакетик ее порвался, из него в разные стороны покатились красные яйца. Булочка раскрошилась. Но самое обидное: она не могла понять, за что ее толкнули? Почему она портит жизнь им, ведь она здесь в первый раз?! И вот беда еще! Порвались новые беленькие колготки, которые берегла на праздник.

Боль в коленях появилась потом, когда прошел шок. Света вспомнила мамины слова, что этих людей надо забыть. Как же их теперь забыть, когда вон как снесла коленки, да и локоть поцарапала?! За ворота вышла еле-еле. А стыдно-то как и очень сильно болят и кровоточат колени.

Бабка Анюта в свой дом не заходила. Села со своими покупками на скамеечке у дома. Сколько лет живет по-соседски с Кристиной, а дружбы нет. Она думала, что соседка с годами кается, что когда-то прогнала Ольгу; оказалось—нет. И теперь, через десять лет, еще один человек уходил от Кристины со слезами и с обидой. Совсем еще маленький человек, но очень дорогой Богу.

Света сама подошла на лавочку к бабке Анюте. Сорвала подорожник, прилепила его к ноге. Села, молчит, тихонько всхлипывает.

Я так и думала… Да чего уж теперь. Пошли в дом»,—позвала ребенка баба Аня. Старая солдатка знает, что такое одиночество и боль. Она перевязала разбитые детские коленки, зашила дырку на колготках, дала в кармашек двадцать копеек на дорогу (Светка ведь ехала к бабушке, о деньгах на обратную дорогу даже не задумывалась). А еще баба Аня поздравила девочку с Пасхой и угостила вкусным пирогом. Потом провела на автобус и советовала постараться все забыть.

Так и закончилась бы эта история, но ведь в деревне все про всех знают. Знают, что бабушка Анна прожила еще много лет в мире и согласии с собой и людьми. Она взяла к себе на квартиру молодую семью, которая помогала ей на старости лет. И однажды спокойно умерла, просто не проснувшись. «Блаженны милостивые…»

Вот только баба Кристина живет и сегодня. От прежней гордыни, правда, не осталось и следа. Да разве это можно назвать жизнью? Муж умер, сын давно уехал за длинным рублем, и о нем ничего не известно. Она в доме одна. Еле-еле передвигается. Ждет—кто бы заглянул, хоть бы воды в дом принес кто с колодца. Сама она не может—на костылях не шибко разгонишься. Уж сколько лет ноги не ходят, потому что сильно болят и кровоточат колени... «Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою отмерено будет вам» (Мф. 7, 2; Мк. 4, 24).

Что называется, глупый осудит, а мудрый рассудит. Иногда всем нам трудно простить, не осудить. Мы пытаемся не судить, а просто справедливо расценивать ситуацию. Но и здесь мы порой перегибаем палку. Нам не хватает любви. А справедливость без любви делает человека жестоким. «Всем не угодишь,—говорим мы.— Но Бог-то есть Любовь. Он и спасет всех грешников!» Да, Христос пришел на землю «не судить мир, но спасти» (Ин. 12, 47). Но спасает Он кающихся грешников. Хочется верить, что бабушка Кристина (настоящее имя ее автором не называется) все-таки раскаялась. А если каждый из прочитавших статью помолится о ней, то это будет еще более вероятным. И в нас тогда хоть немного умножится Божьей любви, и еще чуть больше мы дадим места в нашем сердце Христу. Ведь в этом случае мы будем движимы Его чувствами. А к этому и призывают нас Апостолы.

Автор — Елена Тарасевич,
материал подготовил иерей Евгений Свидерский