Уже на подъезде к городу виден величественный, красно-кирпичного цвета, построенный в 1506—1510 годах готический пятибашенный замок, словно королевский венец, оставленный на зелёном полотнище белорусского ландшафта.
9 июля 2002 года совершилась его международная «коронация» — включение в Список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Заложил замок князь Юрий Ильинич. Этот шедевр оборонного европейского зодчества XVI века — поистине мощное сооружение, покоящееся на не менее мощном фундаменте с глубиной заложения до 4 метров, высота же башен достигает 25 метров, а в них — сложная система внутренних переходов и навесные бойницы‑машикули, через которые на противника сыпались камни, гранаты, лились кипяток и смола.
Толщу первого этажа въездной башни прорезает единственный замковый проезд, створ которого защищала специальная решётка-герса из заостренных снизу кованых полос. Прежде чем стража успевала захлопнуть ворота, герса молниеносно падала со второго этажа, отсекая вход в замок.
Талантливый неизвестный зодчий спроектировал и построил первоклассное для Средневековья военно-инженерное сооружение, украсив его мощное обличье гармонией красок и архитектурных деталей.
Над замком всегда витала мистическая аура. За очередным его возрождением из послевоенных руин всегда вскоре следовала новая, еще более разрушительная война. Две его реставрации в XX веке завершились буквально накануне обеих мировых войн. Семью основателя замка тоже преследовал злой рок: за сорок лет династия Ильиничей вымерла целиком — сам князь-основатель, четыре его сына и внук, тоже Юрий. Незадолго до своей кончины в неполные 36 лет Юрий завещал Мирское графство князю Радзивиллу Сиротке.
Относительно мирный период истории замка завершился в 1655 году войной: Мир и замок сильно пострадали, когда его штурмом взяли запорожские казаки, которые всё вокруг «повыжгли, людей побивали и в полон имали, и вконец разорили…». Для ВКЛ эта война обернулась самыми тяжёлыми людскими потерями: население не только гибло и угонялось силой, но и просто бежало в другие земли. От внешних агрессоров город защищало только ополчение мещан, вооружённое крепостной артиллерией, пиками, бердышами и булавами.
Едва успел Мир восстановиться, как грянула Северная война, в 1705 году его сожгли шведы. Отстроился замок только к середине XVIII века, но с какой роскошью! Замок обрел парадный, танцевальный залы и портретную галерею, были восстановлены кафельные камины, заблистали позолотой лепные потолки, пол украсил дорогой паркет, в оранжерее «итальянского» сада плодоносили цитрусовые, инжир, росли мирт, кипарис, самшит, лавр и красное дерево.
В 1785 году князь Кароль Радзивилл принимал здесь короля Станислава Августа, смущённого блеском княжеского богатства. Впрочем, этот блеск был тоже недолгим, Речь Посполитая вскоре пала вместе с королем и «золотыми шляхетскими вольностями», стены княжеской резиденции покрылись пылью и плесенью запустения, остались лишь романтические легенды о замке, воспетом А. Мицкевичем в поэме «Пан Тадеуш».
Луч надежды на возрождение былого величия блеснул во время восстания Тадеуша Костюшко «За нашу и вашу свободу!», но его в 1794 году погасила армия А. В. Суворова, выбив повстанцев из Мира. В июле 1812 года у замка произошли жестокие сражения между кавалерией генерала Платова и рвавшимся в Москву французским авангардом. Казаки, рапортовал Багратиону атаман Платов, «перестрелки не вели, а кинулись в пики и тем быстро противника отбросили». Это была первая важная победа над французами, измотавшая их авангард и отмеченная даже на стене храма Христа Спасителя в Москве среди героических сражений 1812 года. Оставив Москву, французы были вынуждены вступить здесь в бой еще и в ноябре того же года.
Здесь стоит упомянуть о прозванном «отважным романтиком» князе Доминике, племяннике Пане Коханку, на нём пресеклась в мужском поколении несвижская линия рода Радзивиллов. В 26 лет он был уже камергером двора императора Александра I, но неожиданно присягнул на верность Наполеону, экипировал на свои средства полк улан и почти всех положил на Бородинском поле, уцелевшие же вступили в Москву вместе с Наполеоном, ценившим преданность несвижского князя. Смертельно раненный в бою Доминик умер во Франции в 1813 году, оставив всё радзивилловское наследство, включая Мирское графство, дочери Стефании, воспитанной в Петербурге под покровительством матери Александра I. Княжна Стефания, названная русским поэтом Иваном Козловым «младой прелестью», была «богатством, знатностью светла, пленяла милою красою» и «друга по сердцу сыскала». А другом по сердцу стал царский адъютант граф Лев Петрович Витгенштейн, сын героя войны 1812 года. Вот такая ирония судьбы! Отцы — Доминик и Пётр — воевали друг против друга насмерть, а их дети друг друга нежно любили… Но их счастье было кратким, в 22 года Стефания умерла.
Овдовевший граф стал крупнейшим помещиком в Европе, а в его огромных владениях проживали до 120 тысяч душ крепостных. Радзивилловское наследство было «слишком» велико даже после возврата всех долгов и бессовестно растаскивалось царской комиссией, удовлетворившей все счета подлинных и мнимых кредиторов, не забывая при этом и себя… В результате такого делёжа Радзивиллам остался Несвижский майорат, ну а всё остальное, включая Мирский замок, получил Витгенштейн.
Граф женился вторично и уехал в Германию, проматывая то, что Радзивиллы наживали веками. Его сын умер бездетным и передал наследство отца сестре, жене германского канцлера. По законам России она владеть унаследованными имениями не могла и была обязана их продать.
В 1891 году Мирский замок приобрели князья Святополк-Мирские, их род уходит корнями в Браславские белорусские земли. Желая указать на свою причастность к роду Рюриковичей, князья приставили в XVIII веке к своей фамилии Мирские добавление «Святополк», а вот сама их фамилия, очень кстати случайно совпала с купленным замком. Ведь с таким приобретением без труда домысливалось присутствие Мирских в одноимённом графстве чуть ли не со времени призвания варягов на Русь.
Генерал от кавалерии, наказной атаман Войска Донского князь Николай Святополк-Мирский, взялся за преобразования так, словно ринулся в кавалерийскую атаку: высек цветущий сад и подвёл под стены замка большой пруд, за которым незамедлительно построил спирт­завод, а рядом с замком возвёл двухэтажный дворец, на поляне между замком и дворцом посадил несколько деревьев, среди которых после его смерти поднялась сказочной красоты княжеская усыпальница.
Сын князя Михаил, знаток западноевропейских и восточных языков, продолжительное время находился на службе в Лондоне. В молодости его возлюбленную сосватал другой русский аристократ — Воронцов, и после этого князь навсегда остался романтичным холостяком.
В 1917 году старые русские дипломаты остались не у дел, и в 1921 году князь Михаил вернулся в послевоенный Мир, посвятив остаток одинокой жизни своему замку.
Решиться на реставрацию замка после его трёхлетнего пребывания в прифронтовой зоне, да еще в приграничных восточных землях возрождённой Польши мог только неординарный человек. Впечатлял и его облик: носил он окладистую седую бороду, за что получил прозвище Сивобородый, надевал красную шёлковую косоворотку, всегда доброжелательно приветствовал любого прохожего, иногда, якобы в поисках таинственных сокровищ, с лукавым взглядом простукивал замковые стены и ещё философски повторял: «Мирский замок — руина, а другая руина — я сам». Реставрация тем временем шла, по выражению князя, «в год по комнате», в ответ же гости подбадривали его: «Если князь взялся восстановить весь замок, то будет долго жить!» Между тем общественный интерес к замку был велик, навестивший в 1929 году князя польский президент высоко оценил его труды. Результат реставрации князь всё же увидел перед своей кончиной в 1938 году, услышал он и официозные дифирамбы за восстановление якобы подлинно польского облика памятника архитектуры.
Опытный дипломат, он не замечал протокольно-казённой суеты вокруг своего имени. Князь старался создать в Мире на старости лет спокойный уголок, из которого можно было философски смотреть на жизнь за крепостными стенами. Внутри замка жизнь поднималась над зревшими внизу политическими и национальными проблемами. Замковой прислуге была неведома национальная и религиозная дискриминация, на равных основаниях у князя работали белорусы, поляки, русские и чернокожий слуга Перейра. Мудрый князь никогда не выпячивал и своей принадлежности к православию, всегда проявлял уважение к иным конфессиям и национальностям. Только потеряв способность говорить, князь показал сложенными в православное трёхперстье пальцами, что хочет исповедоваться, но дело было в Варшаве и по ошибке прислали не попа, а ксёндза, князь так и пролежал весь католический обряд, отвернулся и тихо отошёл в лучший мир.
Доброжелательность, приветливость и княжеское благородство настолько располагали к нему людей, что местные жители не боялись обсуждать с ним создание независимой Беларуси из ее западной и восточной частей, но князь Михаил отвечал, что страна была ещё слишком слаба, отмечая зависимость её судьбы от России и Польши. Убеждающий своей простотой урок геополитики того времени давал своим простодушным соседям‑мирянам отставной царский дипломат, а тем временем уже иные «дипломаты» в четвёртый раз стирали польское государство с карты Европы…
После ухода польской администрации 17 сентября 1939 года в замке заявили о себе новые хозяева. Пропала богатая библиотека царского дипломата, а в ней были первопечатные инкунабулы, псалтири в переплетах из слоновой кости, энциклопедии, разноязычная литература по шахматам. Только разрешённые новой властью книги перекочевали в поселковую библиотеку, прочие же были оприходованы неизвестно куда или просто выброшены во двор. Тетрадей в магазинах при новой власти не стало, школьники выводили свои упражнения чернилами между строк иероглифов древних китайских книг…
В 80‑х годах в замке начались восстановительные работы. С окончанием реставрации, призванной сохранить все важнейшие с исторической и архитектурной точек зрения фрагменты памятника, замок предполагается использовать как музейно-культурный комплекс.
История замка неразрывно связана с историей самого поселения Мир, впервые упомянутого в 1395 году, когда его опустошили и сожгли крестоносцы. Польско-белорусский поэт Владислав Сырокомля так писал о происхождении местечка: «Само название местности говорит о некоем мире или союзе… между Литвой и Русью, ибо… недалеко отсюда проходила граница, что делила два племени. Однако когда, кто и с кем заключил тут союз? Кто основал местечко?.. Мрак столетий сокрыл все эти подробности».
Превращению Мира из деревни в город способствовали поселившиеся здесь торговцы и ремесленники, которые уже в начале XVIII века тут были представлены специалистами 60 профессий. Занятия горожан определялись их национальной принадлежностью: татары были искусными огородниками, выделывали кожи и изготавливали повозки. Торговлю и ростовщичество контролировала еврейская община. Ремесло было в руках белорусов. Конным же промыслом занимались цыгане.
Пёстрый этнический состав местного населения рождал особый уклад жизни городка, проявляясь, в частности, в том, что на рыночной площади были возведены в непосредственном соседстве различные религиозные сооружения: костёл, православная церковь, синагога с иешивой и деревянная мечеть.
Построенная в стиле классицизма мирская иешива была основана в 1815 году как ведущее в Европе высшее учебное заведение, готовившее раввинов. Наискосок от иешивы на площади стоит заложенная в XVI столетии Троицкая церковь. Прихожанами её было большинство белорусов, часть которых посещала построенный при князе Сиротке костёл Св. Николая, трехнефную готико-ренессансную базилику с «замковым» силуэтом.
Вплоть до упразднения Екатериной II вольностей Речи Посполитой Мир, как и соседний Несвиж, имел права городского самоуправления: мещане выбирали Раду с административно-судебной властью над жителями, за её деятельностью надзирал войт, назначаемый князем из знатных мещан. И хотя жители местечка по-прежнему несли множество феодальных повинностей, оживление торговли и ремёсел, начатое налоговыми послаблениями по «привилею» Сиротки, дало свои плоды.
В конце XVII века стольник Петра I П. А. Толстой, проезжавший через Мир, отмечал, что «стоит этот город зело изрядно. В тот город четверо ворот проезжих каменных, в том городе домы мещанские богатые».
Романтический колорит этого открытого для торговли и общения со всей Европой уютного белорусского местечка запечатлен в произведениях белорусских классиков и в строках В. Сырокомли, услышавшего в мирской корчме рассказ ямщика-почтальона, подаривший сюжет для его стихотворения «Почтальон». В переводе Леонида Трефолева оно зазвучало русской народной песней «Когда я на почте служил ямщиком…».
На берегу замкового озера стоит храм-усыпальница Святополк-Мирских, построенная в 1904 году в стиле модерн по проекту известного петербургского архитектора Р. Марфельда. Высокий цоколь фундамента здания выложен из искусно отшлифованных и идеально подогнанных разноцветных камней. На фасадной стене — портрет Спасителя, исполненный в технике мозаичной смальты.
Комплекс мирского замка снова впечатляет своей архитектурной гармонией и слитностью с природой, все его элементы образуют целостную архитектурную композицию, а их нарядность и величественность создают законченный образ неповторимого сооружения, у которого нет аналогов на близлежащих землях Прибалтики, Польши и России.
Уже сейчас в Мире есть на что посмотреть и где остановиться, да и сказочный Несвиж — всего в каких-то 20–30 минутах езды по безупречно ровному и живописному шоссе, пересекающему международную автостраду М-1 / Е-30 Москва — Брест. И ещё одно немаловажное обстоятельство: цены гостиничных номеров там для российских гостей установлены такие же, как для белорусов, но где в России вы найдете в туристической мекке место в хорошей гостинице за триста российских рублей в сутки? А вот в Мире — пожалуйста!