Осматривая костел, нельзя не упомянуть об еще одном примечательном памятнике. Справа от входа на стене помещена беломраморная плита с портретом Людвика Кондратовича — Владислава Сырокомли, установленная здесь в 1902 году, к 40-летию смерти поэта, писателя, переводчика, историка-краеведа. Его несвижский период жизни нашел отражение в нескольких поэтических и прозаических произведениях и прежде всего — в большом историческом очерке о городе, помещенном в его "Странствиях по моим бывшим околицам". Живя в Несвиже, Сырокомля часто захаживал под своды этого костела. Здесь 16 апреля 1844 года он был обвенчан с Павлиной Митрашевской. Его память увековечена в Несвиже одноименной улицей, еще одной мемориальной доской и бронзовым бюстом. Их мы увидим, осматривая замок и парк. За костелом располагались постройки иезуитского коллегиума. Акт об основании коллегиума был составлен Сироткой в августе 1584 года. Таким образом, он стал третьим по счету в ВКЛ — после Вильни (1579) и Полоцка (1581). Строился коллегиум, рассчитанный на 200 учащихся, по проекту Джованни де Росси и к 1588 году представлял собой интереснейший ренессансный ансамбль. Три двухэтажных корпуса формировали квадратный двор размером 26 на 26 м. Здания высотой более 10 м были накрыты двухскатными крышами и завершались фигурными фронтонами на торцах. Западную сторону коллегиума замыкал трехэтажный корпус, увенчанный декоративным аттиком и эркером с часовой башней. В Несвижском коллегиуме в XVII столетии учился знаменитый историк, геральдист, политический деятель Речи Посполитой Альберт Коялович. В 30-х годах XVIII века ректором коллегиума был Ян Пашковский — известный ученый-богослов, издатель, педагог. В 1773 году папа Климент XIV орден иезуитов упразднил — коллегиум закрыли, а в 1826 году его постройки снесли. Сохранились лишь 1-2-этажные его фрагменты. Костелу повезло гораздо больше: он прошел через четыре века, через лихолетья войн, разрушений и разграблений, сохранив гордую осанку и став живым олицетворением своей сложной и противоречивой эпохи, памятником таланту нескольких поколений мастеров, чьи творения и сегодня смотрят на нас с этих древних и священных стен... В костельную ограду включена высокая и суровая башня. Как разнится она своим видом с Фарным костелом! А между тем она его ровесница, строилась в одно и то же с ним время — во второй половине XVI столетия. Некоторые исследователи считают, что ее возводили как башню-звонницу иезуитского костела. Другие утверждают, что основное ее назначение — оборонительное и поставлена она была на том месте, где некогда располагались Замковые ворота, через которые проходила дорога из замка в город. Ворота в виде шатрового компактного сооружения не уцелели. Башня, судя по прекрасно сохранившейся готической кладке из большемерного кирпича, дошла до наших дней почти без изменений и решена внизу в виде массивного цоколя с контрфорсами. Квадратная в сечении башня делится по высоте на 3 яруса узкими карнизными поясками. Второй ярус имеет квадратные и круглые проемы, третий и четвертый ярусы оформлены арочными проемами, благодаря чему башня приобретает облегченный, "прозрачный" верх, и это зрительно смягчает ее воинственный облик. От башни начинается дорога, которая ведет к дворцово-замковой резиденции Радзивиллов. Вход на территорию замка предваряют ворота, украшенные радзивилловским вензелем и гербом: орел, на груди которого щит стремя рожками. Прильнувшие к владельцам Несвижа в XVI веке иезуиты породили в угоду магнатам ряд панегирических легенд о происхождении рода. Одна из них рассказывает о том, как Лиздейко, по преданию последний верховный жрец в языческой Литве, посоветовал (по-белорусски — радзiý) великому князю Гедимину заложить столицу княжества Вильню на том месте, где князю приснился вещий сон о рычащем железном волке. От этого "радзiý Вiльню" якобы и стали потом именовать потомков Лиздейки Радзивиллами. Адам Мицкевич изложил эту легенду в поэме "Пан Тадеуш" в таких поэтических строках: Однажды Гедимин охотился в Понарах, На шкуру он прилег в тени деревьев старых. И песней тешился искусного Лиздейки, Пока не задремал под говорок Вилейки; Железный волк ему явился в сновиденье, И понял Гедимин ночное откровенье: Он Вильно основал, и, словно волк огромный В кругу других зверей, встал город в чаще темной. Более того, Лиздейко не только расшифровал сон великого князя, но и дал совет, как войску князя переправиться через реку, чтобы заложить новую столицу: завернуть хвосты лошадям и, держась за них, очутиться у цели. За это Гедимин приказал отмерить Лиздейке земельный надел по звуку охотничьего рога — так появились в гербе Радзивиллов три рожка. Легенда столь божественно хороша, что правдой никак быть не может. Другие легенды, ведущие начало радзивилловского рода от римских патрициев, якобы добравшихся в незапамятные времена до берегов Балтики и осевших там, еще более невероятны, хотя и не менее соблазнительны. Если же оставить в стороне все эти красивые, как сказки Востока, биографические апокрифы Радзивиллов, то начиналось все с Остика, в 1419-1442 годах каштеляна виленского, наделенного гербом "Трубы" по Городельскому привилею 1413 года. ЭтотОстик, говоря библейским языком, родил Радзивилла. В свою очередь Радзивилл Остикович родил Миколая; Миколай родил Миколая, Альбрехта, Яна и Юрия. Альбрехт стал епископом и потомства, естественно, не имел. Остальные братья основали три линии рода. Старшая, от Миколая, угасла в 1542 году, получив от германского императора в 1515 году княжеский титул. Младшая, основанная Юрием, просуществовала до 1669 года. Самой жизнеспособной оказалась средняя, Янова линия (от уже знакомого нам Яна Бородатого), которая вторично, в 1547 году, получила имперский княжеский титул и в старшем мужском поколении прекратилась в 1813 году, а в младших ответвлениях до сих пор продолжает шестиве-ковую историю династии. Вобрав в себя владения угасших ветвей и умножив их многочисленными браками с влиятельными родами Речи Посполитой и с правящими домами Западной Европы, несвижские Радзивиллы стали к середине XVIII столетия обладателями воистину необозримых богатств и всевозможных титулов. Кажется, не сыскать в ВКЛ ни одной сколько-нибудь заметной должности (не говоря уже о высших должностях), которую они не занимали бы: канцлеры, гетманы, маршалки, воеводы, епископы и т.д. и т.п. Из их рода вышло более 40 сенаторов — больше, чем из любого другого знаменитого рода Речи Посполитой. В государстве они ощущали себя независимыми монархами. Решения короля или сейма, казалось, их не касались. Их мало заботило благосостояние государства, ибо беспокоились они прежде всего о своей семье, надеясь только на себя и на помощь Бога. Некоронованные короли... О, это не просто слова! Вчитаемся в один из документов комиссии, созданной по распоряжению российского императора Александра I после войны 1812 года для устройства имущественных дел Радзивиллов: "...коммерция и промышленность одушевляли многочисленные города Радзивиллов. Фабрики суконные, персидских поясов, шелковых материй, заводы стеклянные, зеркальные, железные, медные приходили в совершенство и приносили большие доходы. Одни огромные леса их, оберегаемые веками, заключали в себе неисчерпаемые богатства. Крепости их — Слуцк, Несвиж, Биржи, Жолкев — наполнены были войсками и припасами военными. Многочисленные их дворцы представляли весь тогдашнего времени избыток. Наконец, фамильные сокровища удивляли количеством и превосходили ценностью сокровища многих удельных князей". А вот другое, не менее красноречивое признание современника: "Было что-то монархическое в несвижском имении Радзивилловского дома. Умолчу о пирах, на которые собиралась почти вся Литва, умолчу даже о театре, оркестре, милиции... Охотников было такое множество, что даже мало кто из королей имел столько гайдамаков и казаков". Впрочем,подобного рода свидетельства, разбросанные то в исторических трудах, то в мемуарах, можно было бы цитировать сотнями. Трудно сказать, чего в них больше — беспристрастной ли констатации фактов, или раболепного восхищения, доходящего до пиетета, или же, наконец, простой человеческой зависти к баловням судьбы. Однако и в том, и в другом, и в третьем случае эти документы рисуют нам редчайший по своей живучести социальный феномен. Несвижская орди-нация Радзивиллов пережила не одно государство: Великое княжество Литовское, Речь Посполитую, Российскую империю. Неистребимый майорат был погребен в конце концов под обломками II Речи Посполитой Польской. Часто можно услышать вопрос: кем же были Радзивиллы по национальности, что считали они своей родиной? На этот вопрос блестяще ответил известный искусствовед и знаток европейской аристократии граф Анджей Цехановецкий: "...трудно определить национальную принадлежность Радзивиллов. За редким исключением, они не считали себя ни поляками, ни литовцами, ни белорусами. Они были только Радзивиллами". Наверное, после всего сказанного самое время отправиться к замку, чтобы собственными глазами узреть родовое гнездо "некоронованных королей". А поведет нас туда дорога, что проложена по дамбе, разделяющей два пруда: слева мы будем миновать пруд Бернардина, некогда подходивший к стенам заложенного в 1598 году и частично уцелевшего бернардинского монастыря; справа по ходу движения — пруд Замковый, над которым парит в обрамлении парков замок. У края рва располагается братская могила с Вечным огнем, зажженным в память о советских военнослужащих и партизанах, погибших в городе и его окрестностях в годы Второй мировой войны. Уже при Кишках в Несвиже появился деревянный замок, время возведения которого достоверно не определено: разные источники дают не совпадающие между собой даты. Где он находился — также точно неизвестно. Вероятнее всего, на том же месте, где позднее, в 1551 году, заложил свою деревянную резиденцию Миколай Радзивилл Черный по привилею короля Сигизмунда II Августа — вскоре после смерти королевы Барбары Радзивилл, двоюродной сестры канцлера Радзивилла Черного. Хотя Радзивиллы и сблизились в ту пору с Ягеллонами, однако строительство обширного каменного замка им оказалось тогда еще не под силу. Возведение каменной цитадели началось в 1583 году — еще до прибытия в Несвиж автора проекта архитектора Джованни Мария Бернардони, который прожил в Несвиже 13 лет. При нем поднялись основные замковые постройки, после переделок, дополнений, реставраций и реконструкций дошедшие до наших дней в разной степени сохранности. Углубившись в хроники, можно сказать, что жизнь замка всегда была не из легких. В последние же десятилетия — особенно. Хмурые комиссары, озабоченные "воссоединением", госпиталь немецких офицеров, госпиталь советских офицеров, номенклатурная здравница, межколхозный санаторий... Аристократа унизили, обокрали. "Мир — хижинам, война — дворцам". Посторонние люди привнесли сюда свои плебейские вкусы. Переделывали, перекрашивали, переставляли... Он все это мужественно терпел и — угасал. Недавно, отселив его случайных постояльцев, замок передали на капитальное обследование специалистам, чтобы поставить диагноз. И вдруг в Рождественскую ночь накануне Нового, 2003 года нещадное пламя пожара объяло центральный корпус — картина фатального разорения приобрела оттенок почти мистической обреченности. И все-таки он будет жить! Назло ниспровергателям истории, которые, желая строить свою будущность на развалинах"старого мира", готовы и на камни обрушить всю силу своего невежества, зависти, злобы. Ниспровергатели рано или поздно уходят. История бессмертна — и ее дети тоже. А внимания истории замку не занимать: кого он только ни повидал в своих стенах!.. Сегодня княжеская резиденция предстает перед посетителями своими мощными, 20-метровой высоты земляными валами с бастионами, внизу обведенными глубоким рвом, заполненным водой из реки Уши. Вторая линия обороны замка — это окружающие его пруды. Первоначально валы имели каменную облицовку и завершались каменным бруствером, а на бастионах располагалось до 30 крупных пушек. Самые укрепленные бастионы — северный и западный — непосредственно прикрывали въезд в цитадель. По своей мощи несвижский замок был одним из самых совершенных в ВКЛ и впитал в себя лучшие достижения современного ему западноевропейского фортификационного искусства. Во время войн, которые вела Речь Посполитая с Россией в середине XVII столетия, княжеская резиденция достойно держала оборону, но зато пала под ударами шведов в 1706 году во время Северной войны. Шведы захватили сначала город, однако замок взять с ходу не смогли, и, лишь когда подошли основные силы короля Карла XII, замковый гарнизон сдался без боя. Отпустив на волю коменданта, офицеров и гарнизон, шведы сожгли все военное снаряжение и затопили 21 пушку. Горожан, что прятались в замке, выгнали. Замок сожгли. Город превратили в пепел. Так расплатился Карл XII с родовым гнездом Радзивиллов за участие магнатов в военной кампании на стороне России. Нескоро пришло сюда возрождение. Безлюдную пустыню принял из рук своего отца — великого канцлера литовского Кароля Станислава его сын Михал Казимир по прозвищу Рыбонька, с именем которого связаны обширные работы по переустройству замка в 20—40-х годах XVIII столетия. Фиксируя каждый прожитый день в дневнике, Рыбонька воспринимал и устраивал себе пребывание на этой земле как бесконечный театральный спектакль, а потому страстно любил праздничные богослужения, торжественные приемы, банкеты, игры на свежем воздухе, хвалебные речи, долгие заздравные тосты и даже... пышные похороны, обставленные, как сложные костюмированные действа. Между прочим, и собственно театральными постановками Несвиж не был обделен. Ведь первой женой Рыбоньки была ФрантишкаУршуля, урожденная княжна Вишневецкая. Наделенная незаурядными музыкальными и литературными способностями, она привнесла в Несвиж атмосферу утонченности, изящества, любви к искусству. Ее наследие — это 16 трагедий, комедий, оперных либретто, написанных по-польски. Сюжеты для своих произведений, неповторимых и эклектичных по форме, она брала из античной мифологии, народных сказок, ренессансных новелл, фарсов, средневековой школьной драмы. В год ставилось по 8-12 спектаклей, исполнителями ролей в которых были члены княжеской семьи, гости, придворные учителя пения и танцев, кадеты Рыцарской школы. Франтишка Уршуля была душой несвижского театра, а точнее, театров, ибо представления устраивались как в городе, в "Комедихаузе", что стоял вблизи Рыночной площади, о чем уже говорилось, так и в замке, где архитектором Казимиром Ждановичем в 1755 году был выстроен на берегу озера за валами дворец Консоляция (то бишь "утешение"). Он предназначался для театральных постановок и выступлений придворного оркестра — знаменитой несвижской капеллы. Так называемый "Зеленый театр" под открытым небом существовал в загородной резиденции Радзивиллов — Альбе. Наконец, была и еще одна сценическая площадка — "У рва на валу", появившаяся в 1748 году. Ее сцена в виде полукруга сохранилась рядом с замком, за упомянутым памятником с Вечным огнем. Зрители располагались на валу и на большом балконе, откуда открывался впечатляющий вид на город, Слуцкую браму и костел, служившие своеобразными архитектурными декорациями к спектаклям. Театральная жизнь Несвижа разворачивалась на фоне масштабных работ по благоустройству замка и города. Начатые Рыбонькой, они были продолжены затем его сыном Каролем Станиславом Радзивиллом, который взял за правило обращаться к любому собеседнику со словами "Пане Коханку", отчего и получил их навеки в качестве прозвища. О Пане Коханку — едва ли не самой колоритной фигуре в исторической галерее Радзивиллов — написаны горы мемуарной литературы, в коей диапазон оценок "несвижского Фальстафа" и "пламенного патриота Литвы" столь же широк, сколь неописуемо широка была сама эта незаурядная и по-своему цельная, брутальная натура. Участник политических интриг и скандалов, жуир и мистификатор, кумир шляхты и позер, он так долго и искусно балансировал на грани правды и вымысла, что до сих пор кажется, будто только даты рождения и смерти Пане Коханку являются единственными непререкаемыми фактами его буффонадной биографии. Говоря об этом историческом персонаже, замечательный историк Мит-рофан Довнар-Запольский отмечал, что Пане Коханку только в пределах государственных земель владел "16 городами, 583 селами, 25 войтовствами. Весьма многие из немецких князей и герцогов не могли и мечтать о таком масштабе владения". Именно при нем замок-крепость окончательно превратился в дворцово-замковый ансамбль. Остатки взорванных шведами каменных валов с бастионами были заменены земляными укреплениями, покрытыми зеленым ковром травы. Над валами выросли новые дворцовые корпуса — они соединили между собой старые здания и придали общей композиции ансамбля четкую симметрию. Вход в замок открывала брама, которая появилась во второй половине XVIII века. Она решена в виде трехпролётной триумфальной арки с двухскатной крышей. На башне брамы прежде были часы со звоном. Рядом с ней размещались конюшни, оружейные мастерские, кузница и другие хозяйственные службы. В замке постоянно находился гарнизон, размещались арсеналы, склады с порохом и военной амуницией. Пройдя через браму по полутемному тоннелю, посетитель попадал на парадный двор. Всего лишь несколько шагов — и от аскетизма оборонительного сооружения не оставалось и следа. Да это и неудивительно: поколения архитекторов, художников, мастеров-декораторов, садовников кропотливо "полировали" магнатский дом-крепость, наводя на него лоск великосветского палаццо. Три разрозненных корпуса, которые выстроил здесь в конце XVI века Бернардони, его коллеги объединили архитектурными вставками и переделали так, чтобы подчеркнуть центральную ось композиции. Для этого перестроили фасад главного дворцового корпуса, оставив его старые размеры. В результате изменилось зрительное восприятие пропорций здания. После надстроек антресольного и мансардного этажей исчезла средневековая тяжеловесность прежнего фронтона. Новый небольшой соразмерный фронтон украсили лепные горельефы с княжескими гербами Радзивиллов и Вишневецких. Три нижних этажа были объединены пилястрами. Пластику фасада обогатил лепной декор, подчеркнутый двухцветной штукатуркой. Монументальность объемов органично соединилась с утонченностью и пластичностью. Те же декоративные средства, но гораздо скромнее, были использованы на других дворцовых корпусах, окружающих двор, за ис¬ключением наиболее древнего, казарменного корпуса, сохранившего прежний архаичный облик (как полагают, под крыльцом этого корпуса находится мемориальная плита, посвященная закладке замка 7 мая 1583 года). Во второй четверти XVIII столетия, во время правления в Речи Посполитой саксонской династии, в дворцовой архитектуре ощутимо проявилось влияние так называемого "дрезденского" барокко, которое в декоративно-прикладном искусстве и в оформлении интерьеров приобретало черты рококо. В это время в едином стиле со всем замковым комплексом была перестроена въездная башня замка — ее представительный фасад с выверенным ритмом тонких спаренных пилястр стал своеобразной увертюрой к основной художественной теме всего ансамбля. На втором этаже брамы располагался знаменитый архив Радзивиллов, в котором хранились важнейшие документы как по истории рода, так и по внешней и внутренней политике ВКЛ, Королевства Польского, Речи Посполитой, "экономические" материалы etc. Рядом с брамой в 1740 году появилась дворцовая каплица со сводами, расписанными фресками на библейские сюжеты. Внутри ее разместились резные деревянные и фаянсовые алтари, изготовленные в Новом Свержене. Бьющей через край роскошью дышали интерьеры замка. Из главного вестибюля с широкой трехмаршевой лестницей, украшенной фресками на тему воинских триумфов, начиналась череда парадных залов и галерей. Они имели собственные названия (Королевский, Гетманский, Золотой, Мраморный, Оружейный, Охотничий зал и др.) и неповторимую художественную аранжировку: мастерски подобранные по цвету и фактуре строительные материалы оттеняли и подчеркивали красоту творений искусства, наполнявших княжеские чертоги. Всего здесь насчитывалось 170 помещений. Стены и своды покоев были декорированы лепными стукковыми гирляндами, золочеными карнизами, резными дубовыми панелями, рамами с живописными шелковыми, кожаными и полотняными вставками. Пол являл собой мозаику из наборного дубового паркета. То тут, то там стояли камины, многоцветные кафельные или белые фаянсовые печи, подобные скульптурам и индивидуально решенные в полном согласии с художественным образом каждого зала. В портретных галереях, где висели сотни полотен Радзивиллов и других особ, и в библиотечном зале разместились мраморные бюсты знаменитых деятелей прошлого, уникальные коллекции оружия и другие раритеты: чучела экзотических животных и рыб, географические карты, земной и астрономический глобус, навигационные приспособления, нумизматическое собрание и пр. Одним из утонченных украшений княжеского быта были коллекции саксонского фарфора и стеклянной, помеченной геральдикой Радзивиллов посуды, созданной на их знаменитых мануфактурах в Налибоках и Уречье. Мебель прихотливых рокайльных форм доставляли из Слонима. В конце XVIII столетия характер интерьеров приобрел черты классицизма. Тогда тут работали архитекторы Матей Флорианович, Карло Спампани, Август Лоцци. Война 1812 года стала рубежной и трагической датой в жизни замка. Племянник почившего в бозе Пане Коханку, XI ординат Несвижский Доминик Героним Радзивилл выступил в той кампании на стороне французского императора Наполеона и, оставшись верным ему до конца, заплатил за это собственной жизнью — на Доминике прервалась династия несвижских ординатов в старшем поколении. Богатства рода стали предметом разбирательства российских властей, решивших по собственному усмотрению распорядиться тем, что им никак не принадлежало. Последовала имущественная неразбериха и долгое, более чем полувековое запустение замка в отсутствие его хозяев. Лишь в 1865 году в Несвиж прибыли наконец законные наследники ординации — Радзивиллы "берлинской" линии, которые были родом из клецкого гнезда: Антони Вильгельм и его жена Мария Дорота, урожденная маркиза де Кастеллян. Как будто сошедшая с полотна Рафаэля, эта ослепительная красавица, дочь маршала Франции, приходилась внучатой племянницей великому политику и дипломату времен Наполеона I, легендарно известному Шарлю Морису Талейрану. Родственные и служебные связи мужа (он был элитным генералом прусской армии, адъютантом императоров Вильгельма I, Фридриха III, Вильгельма II) и ее собственные делали ее фигурой, хорошо известной в аристократическом мире Европы. Она была автором замечательных мемуаров и виртуозным мастером эпистолярного стиля. Мария Радзивилл поставила перед собой цель — сохранить и возродить Несвиж как символ исторической, "европейской , по ее слову, роли рода Радзивиллов. Именно она энергично взялась за обновление замка, за возвращение его "славных реликвий" и немало преуспела на этом поприще: в 1906 году сюда из петербургского Эрмитажа прибыла значительная часть ранее вывезенных радзивилловских богатств. Одновременно с восстановлением замка ожила в Несвиже и общественная жизнь. На охотничьи сезоны тут собирались сливки европейской знати, представители правящих домов, политики, дипломаты, деятели искусства. Несвиж вновь обрел великосветский лоск и вернул себе значение важного международного культурного центра. Наконец, при деятельном участии Марии де Кастеллян вокруг замка был создан чудесный парк. Он стал изумрудно-золотой оправой архитектурному бриллианту нашей исторической сокровищницы, композиционно завершив становление Несвижского дворцово-замкового ансамбля, в прошлом одного из лучших в Восточной Европе и потому заслуженно названного "Сан-Суси надУшой". Несвижский парк — это по сути пять различных по своему художественному облику и настроению парковых композиций общей площадью в 100 гектаров (включая и пруды), которые не имели оград и визуально продолжались за своими пределами, образуя единый организм — ансамбль зелени и воды. Так, Замковый, или Антониев, парк непосредственно окружал дворцовые корпуса, занимая и парадный двор. В центре его над старым колодцем в начале XX века устроили металлическое на-вершие из стилизованных цветов в стиле модерн. Переделки коснулись и небольших внутренних двориков, в один из которых непременно стоит заглянуть. Дворик этот, по традиции именуемый "интимным", сохранил свои оборонительные черты. Из него, пользуясь потайным ходом, устроенным в валу, можно было выйти за пределы замка. Исследуемые сейчас подземные лабиринты строились уже в XVI веке, и как знать, что ожидает специалистов в их поисках. Ведь сколько высказано диковинных гипотез только по поводу места захоронения знаменитой сокровищницы Радзивиллов, славившейся, помимо всего прочего, фигурами апостолов, которые по воле различных рассказчиков предстают в их описаниях то серебряными, то золотыми с глазами из драгоценных камней... Впрочем, гипотезы гипотезами, а из инвентарей хорошо известно, что подземные ходы связывали замок с городскими монастырями, в валах оборудовались подсобные помещения, склады, конюшня. О последней — особый разговор. Она выходила в другой внутренний дворик, куда тянется дорожка вдоль дворцового корпуса с террасой, обставленной неоготическими башенками. Русский писатель Броневский, посетивший Несвиж в 1810 году, замечал с изумлением: "Признаюсь, я не ожидал найти таких лошадей, такой конюшни и такой чистоты. В длинной высокой галерее, поддерживаемой колоннами, выкрашенными под красное дерево и покрытыми лаком... стояли до 50 английских лошадей, одна другой лучше, одна другой дороже... Посередине ее пышный диван, везде зеркала, накурено ароматами, как в гостиной, на полу нет ни пылинки..." Остается только добавить, что скачки устраивались на ипподроме, за Замковым прудом, вплотную подступавшим к валам, на которые можно подняться из интимного дворика по увитой диким виноградом лестнице. Именно оттуда, с восточного бастиона, открывается захватывающая дух панорама прудов и парков. В этой панораме подле замка разместился Старый парк, или Озерина. Наиболее ценный в дендрологическом отношении, он отличается большим разнообразием многочисленных пород деревьев и кустарников, что позволяет в разное время года любоваться бесконечным калейдоскопом его поэтичных картин и неповторимостью изменчивых красок природы, которые нам еще предстоит увидеть. За Старым парком на той же стороне пруда Дикого располагался Японский сад. Его отличи -тельной чертой были заливные луга с тетеревами и изысканные декоративные формы, проникнутые восточными мотивами (например, беседка в виде фонарика и т.п.). Заложенный английским садовником в 1913-1914 годах, Японский сад остается доныне едва ли не самым таинственным объектом парковых композиций Несвижа, поскольку о его планировке достоверно почти ничего не известно. На месте Японского сада сохранились лишь отдельные ивы. Судя по всему, выращивались здесь в изобилии ирисы. Композиционной доминантой парка была Попова Горка с расположенной наверху ее каплицей, которая находилась на одной оси с городской ратушей. Надо отметить, что каплицы (часовни) были непременным элементом усадеб и обычно замыкали основную композиционную ось дворцово-паркового ансамбля. (Археологи полагают, что у Поповой Горки, возможно, следует искать наиболее древние следы Несвижа). На противоположном берегу озера напротив Старого находился Новый, или Марысин, парк, самый большой по размерам (22 га) и заложенный чуть позже Старого парка. В нем была установлена скульптура св. Георгия Победоносца, копьем разящего змия; там же находился Лебединый луг с круглым прудом и Островом любви посередине, к которому был перекинут мостик. Покой обитавших там аристократических птиц тщательно оберегался, и в прошлом предпринимались попытки разведения в парке черных лебедей. С востока Марысин парк завершался так называемым Русским лесом — лесным массивом с преобладанием березы. Вероятно, именно от этого, почти ритуального для русского пейзажа дерева и пошло название самого массива в составе Нового парка. Была тут композиция "Кольцо Каролины", образованная группой из ели с большим валуном в центре. От нее через поле шла березовая аллея к охотничьему павильону — "Домику Каролины". Там же размещались псарня, ферма фазанов, собирались охотники, устраивались обеды по окончании охоты... Большие размеры и удаленность Марысиного парка, натуралистичность его пейзажей, одинокий обелиск и источник-грот под названием "Слезы Марии" — все это делало его особенно таинственным, объятым флером легенд. Между прудами Диким и Замковым, разделяя их, идет дамба, переходящая затем в аллею, которая отделяет Марысин парк от Английского. Его именовали также Ипподромом (как видим, у каждого парка было как минимум два имени). Тут размещались конюшни и беговые площадки, просуществовавшие до 1939 года. Еще в конце XIX века из Конюшенного дворика замка через дамбу к Ипподрому пролегла дорога. Как продолжение Марысиного парка Ипподром был оформлен посаженными в шахматном порядке одиночными или в группах по три елями и березами. До наших дней сохранились лишь отдельные деревья. Здесь некогда располагалась беседка в виде седла и небольшой водоем. В Английском парке обучали верховой езде, устраивали конные выступления... Ну, а теперь, насладившись зрелищем общей картины парковых композиций, спустимся с замковых валов и прогуляемся по задумчивым аллеям Старого парка, памятуя удивительное по точности наблюдение, сделанное еще в XVII веке английским философом Фрэнсисом Бэконом: "Сад — самое чистое из всех человеческих наслаждений. Оно более всего освежает дух человека; без него здания и дворцы всего лишь грубые творения его рук". Старый парк создавался у подножия замка из... ничего, ибо прежде никаких посадок тут не было, а само место использовалось под торжище. Так продолжалось вплоть до конца XIX века, пока не приступили к закладке парка. То была попытка перевести стрелки Времени — вернуть ушедшую эпоху романтизма, не забывая при этом о реалиях настоящего. Попытка удалась. Основной период формирования парка пришелся на 1878— 1912 годы, когда главным садовником Радзивиллов был выходец из простых крестьян Андрей Постаремчик. Он учился в Познаньской школе садоводства, познакомился с лучшими образцами садово-паркового искусства в городах Европы и России. Его опыт и любовь к природе нашли прекрасное воплощение в композиции Старого парка. Но шли годы, деревья мужали и старились. Парк вступил в пору своей зрелости — и потребовались усилия специалистов многих профессий, чтобы спасти рукотворные природные ландшафты. Группа архитекторов и паркостроителей в 1987 году приступила к их восстановлению. К тому времени Старый парк понес уже значительные утраты как в растительном составе, так и в том, что принято называть элементами "садового быта", которые органично дополняют природные картины, формируя особую атмосферу и придавая неповторимое настроение жизни парков романтического направления. В первую очередь были приведены в порядок пруды Дикий, Замковый, Бернардина и Девичий, налажена система шлюзов. Десяток мостов и мостиков, огражденных гранитными тумбами и тяжелыми якорными цепями, выгнув спины, украсили Старый парк и подходы к нему. Мастера пластики трудились над декоративно-скульптурным оформлением парка. Сегодня благодаря их стараниям создана Аллея Памяти, вдоль которой расположились бронзовые бюсты людей, посвятивших свою жизнь Несвижу и белорусской земле. Эти имена были уже не раз упомянуты: Миколай Крыштоф Радзивилл Сиротка, Джованни Мария Бернардони, Томаш Маковский, Владислав Сырокомля, Якуб Колас, Юрий Несвижский (Несвежьский). Этот последний исторический персонаж, представленный в образе отважного воина, в плаще и кольчуге, с ярко выраженными славянскими чертами лица, одухотворенного идеей борьбы за независимость своей родины, должен, по-видимому, все-таки остаться здесь — уже хотя бы потому, что на протяжении долгого времени с его именем связывали первые страницы прошлого Несвижа. И хотя теперешние исторические уточнения вычеркнули его имя из анналов города, поиски истины существенны сами по себе. Отметим также, что эта целостная по своей идейной и эстетической концепции мемориальная портретная галерея не только обогатила лирическое звучание парка, но и стала знаменательным событием в развитии монументального искусства Беларуси последнего десятилетия XX века. Старый парк украсился возобновленной скульптурной композицией "Студня Ундзiны" ("Колодец Ундины-русалки"). Она располагается у самого входа в парк. Колодец в условной манере обозначает место родника, овеянного легендами об обитающей в нем водяной нимфе-богине, и оформлен как выразительный парковый элемент. На валуне в Зеркальном пруду, куда отводится вода родника, установлена скульптура русалки. На своих прежних местах остались и чудом сохранившиеся мемориальные камни, поставленные Антони Радзивиллом, XIV ординатом Несвижским, в память о своей жене Марии де Кастеллян, чьим трудом и неустанной заботой создавался Старый парк. Основой его композиции служат три поляны, связанные аллеями-дорожками и образующие своеобразную анфиладу зеленых залов, в драпировке которых участвует огромное разнообразие деревьев, кустарников и цветов, придающих неповторимый колорит каждой из полян. Начинается же эта анфилада залов Солнечной поляной (ранее ее именовали Спортивной), где некогда находился солярий. Солнечная поляна сменяется Центральной. На ней можно увидеть памятник собаке, восстановленный на прежнем месте при реконструкции парка. Дата на постаменте — "1898" — подчеркивает эту преемственность. У прототипа этого памятника была своя, характерная для подобных парков легенда. Она рассказывает, что во время охоты раненный князем медведь едва не расправился со своим обидчиком самым решительным образом, как вдруг любимая собака, поспешив на помощь князю, в ответственный момент схватки отвлекла на себя внимание разъяренного зверя, чем спасла жизнь хозяину, но при этом погибла сама. Восставшее в бронзе, это милое и верное создание напоминает нам о наших обязанностях по отношению к братьям меньшим. И этот дидактический элемент тоже органично вписывается в семантику пейзажных парков, принципам которых в своем облике следовал Старый парк. ...А вот откуда ни возьмись навстречу посетителю парка выплывает интригующая женская фигура. Что таит она в себе? Печальную повесть о заведомо несчастной любви, что роковым образом соединяет людей, стоящих на разных ступенях сословной лестницы? Возможно. Ведь история Несвижа переполнена примерами такого рода, и жители города всегда готовы охотно поделиться ими с приезжими гостями, гуляющими по парку. А может быть, в этой скульптуре автор языком пластики передал свое восприятие легендарной Черной Дамы — привидения, прообразом которого стала королева Барбара из рода Радзивиллов? Сколько былей и небылей сплелось вокруг этого исторического персонажа, сколько восторженных слов и уничижительных оценок услышала в свой адрес при жизни и — в еще большей степени — по смерти та, что вскружила голову последнему представителю династии Ягеллонов!.. Полна недомолвок и скульптура юного Музыканта, за спиной которого реет тень Ангела-хранителя. Как знать, не реминисценция ли это литературного образа из «Сымона-музыкi»? А тут што нi крок, то дзiва, Нiбы баечны то кут! Хлопец стаý, глядзiць мауклiва – Хараство, багацце, цуд! Мифы и предания, которыми оброс Несвиж за века и которые так часто приходилось слышать Якубу Коласу за годы его учебы в Несвиже, трансформировались затем на страницах его поэмы в фантастическую легенду о золотом столбе, что якобы поднимается в ночную пору в замковом парке над тем местом, где спрятаны заколдованные сокровища. Скул Источник: http://marinaizminska.livejournal.com/40406.html
Категория: История Несвижа \| Добавил: nesvizh1223 (28.07.2008)
Просмотров: 1950 \| Рейтинг: 5.0/2 \|

Всего комментариев: 0


Имя *:
Email *:

Код *: