Глава 7. Архив Моравского
Продолжение. Начало в предыдущих номерах

В замке я встретил много приглашенных князем художников, актеров, композиторов, среди них оказался и мой знакомый Иоганн Голанд. Гостили тут и близкие родственники хозяина - младший брат Иероним с женой, сводный брат Матей Радзивилл, весьма одаренный музыкант, сестра князя княгиня Теофилия с юным отпрыском. Князь Кароль похвалился своим оркестром и балетом, разрешил пользоваться библиотекой и провел по всем покоям и залам своего дворца, мы не обминули даже непримечательный полуподвал, служивший некогда, при жизни его матери, помещением для типографии, от которой сохранилась только печь. Также я был приглашен осмотреть усадьбу Альба, показавшуюся мне огромным человеческим муравейником - тысячи работников рыли каналы, ставили дома, мостили камнем набережные, на озере была даже верфь, где строили трехмачтовое судно. Во время этой поездки князь делился впечатлениями, полученными в Версале и в королевской деревне Рамбуйе. Видимо, перестраивая свою усадьбу, он вел соперничество с французским двором. В странствиях князя по Франции и немецким княжествам ему сопутствовал младший брат Иероним, и я понял из бесед с ним, что он имел там приятелей в ложах.

На десятый день пребывания в замке князь Кароль позвал меня в свой кабинет и, как большую тайну, сообщил, что собирается отпраздновать столетие победы над турками под Веной польского короля Собеского, родной сестрой которого была его бабка, и пригласит на эти торжества в Несвиж нынешнего короля, что налагает придать празднованию незабываемый характер. Затем он отвел меня в покой, где находилось множество серебряных предметов, и вот здесь я узнал о той роли, которая была мне уготована в подготовке юбилея. По своей привычке он обратился ко мне по-польски “пане коханку”, что иронически контрастировало с последующими словами, ибо он сказал, что будет мне обязан, если я превращу в золото его серебряную коллекцию. Я подумал, что князь неудачно шутит, но во взгляде его не было и тени веселости; я ответил, что трансмутация в таких объемах не удавалась никому на свете, тем более не удастся мне, поскольку я никогда не практиковал с металлами, интересуясь исключительно возможностью перехода из низкого состояния в высокое духовных сущностей, но к этим объяснениям он остался глух. Тогда я сказал, что будь у меня дар превращать серебро в золото, то я давно жил бы в собственном золотом замке. Это неоспоримое доказательство он принял за хитрость. В своем воображении князь уже видел плоды волшебства, и не желал слушать противоречия. “Пане коханку, прими мои слова серьезно”, - предупредил он и дернул за шнур от звонка. В покой вошли слуги, два рослых, мускулистых с безжалостными лицами палачей человека. “Проводите его”, - велел князь. Пустыми коридорами мы прошли до лестницы и спустились в подвал. Здесь один из стражников взял свечу и пошел впереди, второй следовал позади меня. Мы долго шли в темноте по каменному подземелью, наконец первый страж остановился, заскрипел ключ в замке на железной решетке, за нею оказалась деревянная дверь, тоже закрытая на ключ, он открыл ее, мы вошли в помещение бывшей типографии, которую князь показывал на второй день моего пребывания в замке, - уже тогда он знал, что знакомит меня с темницей. Из новой обстановки добавились кровать, стол, шкаф, в котором я нашел свои вещи, ящик с древесным углем и набор посуды и инструментов, необходимых, по мнению владельца замка, для выполнения его мечты.

Едва ли вы можете представить, милостивый сударь, сколь неприятно чувство оказаться узником могущественного невежи. Зная, что такое насилие испытали сотни адептов алхимии и что многие из них бесследно исчезли, я переживал страх, которого никогда прежде не ведал. Вечером мои тюремщики принесли еду и передали приказ князя составить список препаратов, необходимых для осуществления фантастического замысла. Любые попытки заниматься этим серьезно были бессмысленны, и я составил совершенно шарлатанский список якобы нужных компонентов, вписав даже змеиный яд. В течение двух дней все было доставлено.

Вскоре несвижский князь навестил меня в темнице, решив усилить мое вдохновение рассказом об имущественных потерях рода в предыдущее десятилетие, когда, по его словам, на польский трон вскарабкался безродный выскочка. На этом основании он решил удивить гостей праздника несметными богатствами и, как я уверенно могу думать, хотел сделать его кульминацией превращение серебряных скульптур в золотые. Во всяком случае мне принесли серебряный декор в виде плеяды святых, которых мое искусство должно было обратить в золотые.

Сударь, я проклинал те дни, когда поехал в Вильно и когда решился показать скромный фокус с монетой. Варварское невежество в сочетании с непомерными амбициями не обещали мне пощады - такие люди не прощают разочарования. Мне не оставалось ничего иного, как старательно имитировать подготовку аурифакции - в печке горел огонь, в тигле сверкала амальгамма, в колбах я смешивал любые растворы, иногда они давали загадочный осадок. Через три недели князь выказал раздражение отсутствием успехов; я осмелился сказать, что едва ли буду удачлив совершить за месяц то, что не смогли сделать поколения ученых за пять столетий. Князь ответил: “Пане коханку! Твоя свобода зависит от твоей удачи!” Вполне допускаю, что он держал бы меня взаперти до моей или своей смерти. Выхода из западни я не видел, надеяться на внимание к моей судьбе музыкантов и художников, с коими познакомился за столом князя, не приходилось - что могли сделать люди, зависимые от владельца этих земель, да и кто бы стал их слушать?

Князь Пане Коханку, как все активные люди, любил движение и часто отъезжал из замка, иногда отлучки длились по несколько дней. В отсутствие хозяина мои тюремщики забывали приносить мне вечером вино, которое было для меня единственным утешением - под его воздействием я строил планы побега. Но спасение пришло с неожиданной стороны. Как-то в полночь послышался скрип ключа в замке, я подумал, что сейчас появится с угрозами разозленный князь Кароль, но в мое узилище вошел его младший брат Иероним. Благодаря этому молодому человеку я узнал, что чувствует человек, перед которым открываются ворота тюрьмы.

- Месье Лефортен, мне жаль, что вы оказались пленником моего брата, - сказал он. - Он благородный человек, но иногда его подводит характер. Приношу извинения. Я помогу вам. Но есть несколько условий, которые вы поклянетесь исполнить.
Без промедления я согласно кивнул.

- Вы никому не расскажете о том, что произошло с вами в замке. Вы оставите здесь все свои вещи и записи. Когда вы будете покидать замок, вас обыщут и все отнимут. Но считаю своим долгом возместить ваш ущерб и пережитые неудобства. - Он подал мне увесистый кошелек. - Будем считать, что это пожертвование на доброе дело. Вы унесете его с собой. Завтра в такой же час вас проведут в лес, там будут ждать кони, вы доберетесь до Вильни. Будьте осторожны: если вас схватят люди моего брата, финал может быть печальным.

- Почему вы освобождаете меня? - спросил я.
- Мне не хочется, чтобы брат стал предметом насмешек или, что еще хуже, судебного разбирательства. Переубедить его я не смогу.

Впервые за месяц заточения я крепко уснул, но утром меня начали мучить сомнения относительно полученного от князя пожертвования. Там было сто полных золотых луидоров в полтора фунта весом. Целое состояние для такого человека, как я. Подумав, я решил оставить его в замке. Если меня схватят и вернут в этот подвал, князь Пане Коханку обвинит меня в воровстве. В поясе я всегда хранил несколько монет; я решил обойтись ими в пути до Вильни, где рассчитывал найти прием у братьев. Оставить подарок князя Иеронима на столе я не рискнул - его могли забрать себе мои стражники. Пол в подвале был вымощен кирпичом. За два шага от топочной дверцы с помощью ножа я вывернул из пола кирпич, раскопал ямку, в которую и положил кошелек с монетами. Вернув кирпич на прежнее место и затерев пылью щели, я отдался ожиданию своей удачи.

В полночь проскрипел ключ в замке, в подвал вошел замковый комендант, я позволил ему себя обыскать, и он кивком головы приказал следовать за ним. Некоторое время мы шли в темноте, потом комендант зажег факел. Путь подземным ходом занял четверть часа. Наконец мы стали подниматься по ступенькам и оказались в лесу. Тут стояли две верховые лошади. Мой провожатый следовал со мной до Минска, откуда я поехал каретой.

Через два дня я оказался в Вильно, и среди первых дел пишу вам это письмо, в котором излагаю обстоятельства своей несвижской поездки и называю свидетелей столь нелепого происшествия.
Держась слова не рассказывать о диком поступке несвижского князя, прошу и вас не предавать его огласке, если со мною не приключится загадочной беды.
Остаюсь ваш Филипп-Жан Лефортен.
17 августа 1782 года”.
Вернув письмо Моравскому, я спросил:
- Князь Кароль Станислав так и не узнал, кто вызволил странствующего масона?

- Не знаю. Участников той истории давно нет в живых. Князь Иероним умер при таинственных обстоятельствах сразу по рождении сына. Князь Кароль, мой дядя, ненамного его пережил. Он был чудак, и воображение часто уводило его далеко от реальности. Представляете полет его мечты - превратить двенадцать серебряных костельных украшений в золотые перед тысячной толпой шляхты, на глазах российского посла и короля Речи Посполитой. Такого чуда на всем свете никто не видел! Может быть, он сам усомнился: вдруг волшебства не случится, и за ним останется слава доверчивого глупца. Думаю, не обошлось без его согласия, чтобы сохранить лицо.

- Печальное происшествие, - резюмировал я.
- Для моего дяди обычное, - сказал Моравский. - Это было его королевство, он создавал ему славу, доводя до абсурда разумные идеи или стремясь овеществить свои фантазии. Иногда кое-что ему удавалось. Если бы месье Лефортен продемонстрировал ему обращение золотой монеты в серебряную, возможно, он захотел бы удивить своих гостей превращением золотых вещей в серебро, подчеркивая этим безмерность своих богатств и равнодушие к золоту. Такой блеф запомнился бы сильнее.

- Замковым комендантом, который вывел француза в лес, - предположил я, - был отец пана Альберта?
- Да, - кивнул Моравский, - для него должность оказалась наследственной.
- Пятнадцать лет он был единственным хранителем сокровищ. И вдруг так легко отдал. Как бы их искали, если бы он погиб?
- Наверное, обыскивали бы весь замок.
- Непростое дело, - сказал я. - Пришлось бы разрушить все фундаменты.
- Все когда-нибудь кончается, - улыбнулся Моравский. - Осталась бы тайна. Теперь тайны нет.
- Вы уверены в этом? - спросил я.

Продолжение следует.