ГЛАВА 5. Печаль коменданта
Продолжение. Начало в предыдущих номерах

Должен отметить, что я был неправ, подозревая предвзятость господина Каменского в деле генерал-майора: он отнесся к моей миссии с пониманием и любезно помог мне избегнуть лишних хлопот и неудобств. За те несколько дней, которые я провел в Минске, губернский секретарь написал знакомцам своим, служившим в Комиссии по разбору хозяйственных дел Радзивиллов, и я ехал в Несвиж, обеспеченный приютом в замке. Уже сразу по приезде в стольный град угасшего рода я понял, сколь существенна была такая помощь: в заштатном Несвиже гостиница отсутствовала, и я мог поселиться разве что в казармах конно-артиллерийской роты, чего, конечно, ни мне, ни артиллеристам не хотелось. Но об этом будет повод сказать ниже.

В дороге случилось у меня приятное знакомство, вскоре оно оказалось и полезным. На почтовой станции в Койданово, куда мы заехали отметить подорожную, внимание мое привлек молодой человек, который сидел на камне возле ворот и отстраненно от действительности созерцал пейзаж - чистое небо и необычный старый костел, огороженный каменной стеной. Действительность была представлена компанией пьяноватых господ скверного воспитания - по внешнему виду мелких арендаторов или экономов, - коих громкие голоса и животный хохот откликались чувством несовершенства человеческой природы. Мне показалось, что их ядовитые реплики типа: «А кто-то тут на коне гарцевал, а теперь милостыню просит!» - адресованы молодому созерцателю - просто одетому, крепкого сложения, но изможденному и по этой причине обреченному на поражение в случае конфликта. Вспомнилось мне, как я сам, когда вышел из лазарета после ранения, часами вглядывался в небо в упоении радостью, что остался жив среди буйства смерти, и как не хотелось мне резких движений, пустых вопросов и тем более любой конфронтации. Я мог бы поспорить, что этот человек еще недавно был солдатом в польском корпусе и немало натерпелся. На мой вопрос, в какую сторону ему ехать, молодой человек ответил: «В Мир». Сказав, что нам по дороге, я пригласил его в коляску. Оказалось, что он возвращался домой, побывав в прусском плену, из коего освободился по обмену. Разговор наш обрел интерес, когда он сообщил, что был поручиком в конно-егерском полку Коссаковского и участвовал в боях с авангардом Чичагова под Койдановым, в Минске и защищал переправу на Студенке.

- Видели Наполеона? - спросил я.
- Как вас! Он прошел мимо меня по мосту на правый берег.
- А князь Доминик Радзивилл был на переправе?
- Был. Он уходил с императорской гвардией. Говорят, князь был счастлив, став гвардейцем, но для Радзивиллов, на мой взгляд, это сомнительная честь.
- Недели за две до Березины, - сказал я, - из замка Доминика Радзивилла забрали все сокровища. Адмирал Чичагов вез их в своем обозе. Об этом не было тогда разговоров?

- Никаких. Кто мог думать о такой чепухе в той мясорубке? Там за кусок хлеба отдавали бриллиант ценою в усадьбу. Да и чего на войне стоил Радзивилл? Он в Несвиже, в своем замке, был князь. А в качестве уланского командира - банальный полковник. Их тысячи были у Наполеона. Да и здесь прославился он исключительно тем, что заплатил за развод с первой своей женой два с половиной миллиона рублей.
- Сколько? - переспросил я.
Он повторил сумму и сопроводил ее пояснением:
- Цена его одной брачной ночи. После чего женился на кузине - Теофилии Моравской из Заушья. Бабка ее из Радзивиллов. Они близкие были наши соседи...

Некоторое время мы ехали молча, поскольку я педантично рассчитывал в уме, сколько лет службы мне потребуется, чтобы иметь два с половиной миллиона рублей на случай возможного развода. Наконец я сосчитал, что, если не пить, не есть и не обновлять мундир, то накоплю требуемую сумму за триста лет безупречной службы.

- Интересно, - спросил я своего попутчика, - а как князь платил за развод - золотыми или ассигнациями?
- Не скажу, - усмехнулся Степович, - не знаю, но думаю, ассигнации не ценятся людьми, которые оказывают подобные услуги.
- А вам в полку платили?
- Должны были бы. Но никто денег в глаза не видал. Обычное котловое довольствие. Да и что деньги во время войны? Получил, спрятал в мундир, а уж пуля летит… Из нашего полка может одна пятая часть уцелела. В других и того меньше.
- Вы и впрямь верили, что Наполеон может победить?
- Все верили. Тот же Радзивилл. И наш полковник. И маршал Понятовский. И старые легионеры. А я был студентом. Видения славы, блеск орденов, восторг красавиц, возвращение на белом коне… Какой юноша поверит, что ему отведена роль пушечного мяса?
- А почему вы пошли в егерский полк?

- Тут у нас все с детства приучены метко бить. Отец мой, когда ленился встать свет погасить, кричал мне: возьми пистолет, стань к порогу, сбей пламя. А это за десять шагов. Утром смотрел, как фитилек срезан и не испорчена ли пулей свеча. Князь Доминик не останется здесь в памяти, - неожиданно сказал он, - не было за ним ярких поступков. Вот дядя его Кароль Станислав был большой оригинал. О нем сотни баек рассказывают. Отец мой все знает. Он лесничим у Радзивиллов служил. Был в замке, когда король Станислав Август приезжал в Несвиж. Если будете в наших местах, приезжайте в гости, усадьба Степовичей. Это недалеко от Моравских…

За оставшийся до поворота на Мир путь я наслушался много историй о местных нравах, знаменитостях, легендарных скандалах и межусобицах, которые никак не могли быть приложимы к моим ограниченным аудиторским интересам. Попрощавшись со случайным своим попутчиком, который последовал далее пешком, мы повернули от большака влево и через час езды чудесной лесной дорогою оказались на окраине Несвижа. Замковые и костельные башни загадочно поднимались над зеленью садов и приманивали тайнами неизвестной жизни.

Комендантом или, вернее сказать, замковым экономом оставался по-прежнему Альберт Бургельский, что я расценил как свою удачу, поскольку главный пострадавший, если не считать Радзивиллов, находился на месте давнего действия и не требовалось его отыскивать. Предупрежденный о моем прибытии, он сразу по нашей встрече на замковом дворе повел меня в отведенный мне покой на втором этаже левого корпуса. Комната была светлая, чистая, со скромною обстановкой - кровать, стол, шкаф, четыре старых тяжелых стула, на стене над кроватью портрет неизвестного в доспехах, рукомойник. «Раньше обстановка была более изысканная», - сказал Бургельский с обвинительным намеком. «По-моему, она и сейчас превосходная», - отозвался я, нанося рану его воспоминаниям. В окно открывался живописный вид на замковый ров, подернутый зеленою ряской, и вытянутое к горизонту огромное озеро, охраняемое на противоположном берегу стеною могучего леса. Комната для денщика моего находилась этажом выше, и обстановка там была, соответственно, скромная - кровать была меньше и тверже, вместо шкафа стояла вешалка, стул скрипел, а рукомойником служили ведро и глиняный кувшин, но вид из окна был гораздо шире.

Господину Бургельскому было за пятьдесят, этот возраст явно проступал в его внешности - при среднем росте он казался довольно тучен, волосы хорошо сохранились на висках и затылке, хотя он мог похвалиться густыми усами, движения его были неторопливы, а на лице с сеткою морщин под глазами прочитывалось ожидание неизвестных неприятностей. Возможно, я был бы столь же невесел, если бы документы моего стола прибыл проверять Аракчеев.

Через полчаса мы встретились у главного подъезда четырехэтажного дворца, и я попросил Бургельского показать мне помещения, обстановка которых потерпела, как он указал в своей жалобе, от войск Чичагова и корпуса Тучкова. Такая постановка задачи привела к тому, что мы обошли весь замок за исключением чердаков и дозорной башни над въездными воротами. Для придания большей официальности осмотру я взял с собою денщика, который таким образом был как бы понятым и заодно получал представление о княжеской жизни. Господин Бургельский объяснялся по-русски слабо, словно у него был парализован речевой аппарат, что превращало его пояснения в пытку для слушателя, и я сказал, что буду разговаривать с ним по-польски. Прозвучавшее «пан Бургельский» улучшило его настроение; возможно, он решил, что я поляк в душе и чувствую сентимент к разоренному гнезду его хозяина. Мы начали осмотр с четвертого этажа, который занимали Золотой и Королевский залы. Они еще сохраняли следы богатого убранства, а прямоугольники невыцветших обоев свидетельствовали об украшавших эти стены произведениях живописи, кем-то изъятых или похищенных. Затем мы прошли Сенаторский, Посольский, Гетманский залы, где на одну уцелевшую картину приходилось два светлых пятна на стене. В бальном зале, который Бургельский называл Белым, картин прежде на стенах не было, но не хватало хрустальных бра. В просторных столовых недоставало половины мебели. Полы из наборного дубового паркета и позолота на потолках нигде не пострадали, зато дубовые резные панели сохранились частично, и из дыр веяло печалью. На некоторых участках стен, прежде закрытых ткаными шпалерами, теперь можно было изучать способ кирпичной кладки. В княжеских спальнях отсутствовали гардины и зеркала, в кабинете Доминика Радзивилла не было коллекции оружия, о которой вспоминал Каменский, и секретера («Забрали!» - пояснил эконом).

- Пан Бургельский, - поинтересовался я, - а в каком помещении генерал-майор Тучков проводил допрос слуг с применением прутьев, подвергая вас устрашению?
Под временную пыточную, как оказалось, были использованы просторные сени по соседству с парадной лестницей, ныне пустые. Мы вошли в мрачное помещение с метровой толщины стенами и сводчатыми потолками, где в ноябре 1812 года хранитель княжеских сокровищ пережил ужас возможной пытки и выдал тайну, которую клялся сберечь.

- Сколько слуг было избито прутьями в присутствии генерал-майора?
- Трое.
- Они что-нибудь говорили о сокровищах?
- Откуда им было знать.
- Эти слуги служат сейчас в замке?
- Да, двое и сейчас здесь.
- Можно посмотреть те лехи, где была тайная скарбница?

Бургельский кивнул, и мы следом за ним вышли во двор. Тут замковый комендант кликнул: «Сташек!», и через мгновение из подворотни, соединявшей главный двор с внутренним, появился старый слуга. «Принеси факелы!» - сказал Бургельский и повел нас в левый угол двора к полуподвальной двери. Пока он искал ключ и открывал ржавый замок, Сташек принес несколько палок с шарами из просмоленной пакли. Один уже горел.

Вооружившись этими светильниками, мы втроем спустились по лестнице (я насчитал двенадцать ступенек) и оказались перед достаточно просторным сложенным из кирпича подземным ходом, по которому прошли шагов тридцать. Тоннель уходил дальше, но Бургельский остановился, и мы увидели проем в боковой стене, сквозь который следовало войти в непроглядный мрак некоего помещения.

- Сокровища были спрятаны здесь, - сказал Бургельский отчаянным голосом, словно выдавал тайну повторно.

Мы вошли в бывшее хранилище, и пламя наших светильников осветило вместительное подземелье, в котором ничего не было кроме груды камней и битого кирпича.

Продолжение следует.