Глава 4. Версия генерал-майора
Продолжение. Начало в предыдущих номерах

Под конец дня я, не имея занятия, решил встретиться с Каменским. Губернский секретарь находился в присутствии и с удовольствием, по его словам, согласился со мною побеседовать. Мы уединились в чайном покое губернаторского дворца, занимавшего бывший иезуитский коллегиум, устроились в неуютных деревянных креслах за круглым столом и начали наш разговор. Господин Каменский был дородный человек лет сорока, а может, и старше. Учитывая его долгую юридическую практику и настораживающую любого осмотрительного человека мою должность - обер-аудитор первого департамента, - услышать какие-либо необычные откровения от бывшего председателя департамента в минском гражданском суде я не надеялся. Полагаю, что и Каменский произвел соответствующие физиогномические наблюдения, заключив, что я - недавний армейский офицер, малоискушенный в юриспруденции. Собственно, никаких претензий у меня к нему и быть не могло, скорее, походило на то, что он весьма любезно оказывал мне услугу, проясняя некоторые туманные моменты давнего происшествия.

- Знакомясь с документами дела об изъятии несвижских сокровищ Радзивиллов, - сказал я для завязки разговора, - встретилось мне ваше письмо минскому военному губернатору Игнатьеву о передаче жалобы Бургельского из гражданского в военный суд. Оно обозначено третьим февраля, жалоба - девятым января. Проводилось ли некое начальное расследование в гражданском суде в промежуток меж этими датами?

- Ничего не проводилось, - с удовлетворением ответил он. - Некому было проводить, да и неизвестно где. Генерал-майор Тучков был со своим корпусом на марше в Польше. Вообще, все участники сего происшествия - от адмирала Чичагова до рядовых казаков - находились в действующей армии. Компетенции у гражданского суда отозвать офицеров для дачи показаний в Минск суд не имел. Обоз вывезенных из Несвижа ценностей стоял здесь под охраной. Поэтому все пошло натуральным путем - Бургельский жаловался на армию Чичагова, дело касалось военных, и мы, могу искренно признаться, с радостью сняли с себя такую заботу, передав ее военным.

- А в чем полегала причина радости? - наивно спросил я.
- Дело это во всех компонентах неопределенное, - объяснил Каменский юридические основания давних своих чувств. – Непонятно, по каким статьям его классифицировать, кому конкретно предъявлять обвинения или хотя бы претензии и по каким статьям. Ценности, конечно, принадлежали Радзивиллу, но шла война, а князь Доминик принял сторону Наполеона, то есть нарушил присягу на верность подданству. Как решить - ограблен он или армия реквизировала драгоценности, которые он утаивал в специально оборудованном тайнике? Обязан ли был господин Бургельский сохранять тайну хранилища или, наоборот, был обязан сам сообщить о драгоценностях князя Доминика как лица, вступившего в армию противника? Само исчисление драгоценностей в жалобе носит общий характер, а суду требуются конкретные реестры, потребовать же точной описи изъятых вещей Бургельский не догадался или не посмел.

- Но вот же посмел он вытребовать справку о вынужденном открытии тайных хранилищ? - решил напомнить я.
Каменский усмехнулся.
- Это он со страху вытребовал. Мог ли он предугадывать, что Доминик Радзивилл погибнет на поле битвы в далекой Германии? На случай княжеского гнева хотелось ему иметь такое неопровержимое свидетельство армейского давления.

- А может, не захотел требовать опись? - предположил я. - Если подписался – значит, все драгоценности на изъятие благословил.
Каменский впервые внимательно на меня посмотрел.
- Может, - с сомнительным раздумием сказал он. - И заурядные люди способны на удивительные решения.
- А вам, господин Каменский, - полюбопытствовал я, - не приходилось видеть драгоценности Радзивиллов?

- Некоторые вещи видел, - признался он чуть ли не с гордостью. - Как поверенному князя Доминика, а прежде - его опекунов, по имущественным делам и спорам - залог имений, сдача фольварков в аренду - мне доводилось часто бывать в замке. Князь держал в своем кабинете коллекцию старого оружия, там были весьма дорогие экземпляры. Видел брачное ложе Людовика XIV с колоннами и балдахином для защиты от блох, кое проделало долгий путь из Парижа в Несвиж с остановкою в королевском дворце в Варшаве. Видел безделицы разные из золота и серебра. Иногда драгоценности выставлялись для обозрения гостей. Князя Доминика едва ли возможно назвать поклонником старины, он был современного воспитания, но когда женился на кузине и вступил в хозяйствование замком, провел, насколько я знаю, осмотр всех коллекций, и был составлен реестр. За двести лет там много чего накопилось - и подарки, и с приданым княжеским женам пришло, и трофеи, и заказывали немало…

Помолчав, Каменский завершил свое исчисление неожиданной концовкой, прозвучавшей с нотками драматизма.
- Адмирал Чичагов, генерал-майор Тучков и офицеры Молдавской армии, - сказал он, - оказались первыми, кто за два века, помимо Радзивиллов, побывал в потайной сокровищнице.

- Все когда-то кончается, - откликнулся я расхожей банальностью, поскольку само хранение драгоценностей, оцененных в десять миллионов золотых, в подвальном тайнике замка, казалось мне унылой банальностью. - А как вы думаете, почему несвижские евреи получили первенствующую роль в жалобе Бургельского? Такое впечатление, что если бы не они, то ничего б в замке не случилось, и сокровища по сей день хранились бы за фальш-стеной.

- Вы правы, - согласился Каменский, - так и есть. Официальная должность Альберта Бургельского называлась «управляющий замковым хозяйством». По старинке его называли «комендантом», «шамбеляном», он ведал хозяйственными делами - штатом слуг, сохранностью мебели, поставками продуктов. Но о том, что он - хранитель сокровищ рода Радзивиллов, никто не знал. Может, только князь Доминик да еще пара самых верных слуг. А вот евреи узнали и подсказали Кноррингу, кого именно надо спрашивать. Причин у евреев было две. Первая - потому что старались на всякий случай подольститься. Вторая - у значительных в еврейской среде особ была обида на дядю Доминика Радзивилла, который был опекуном несвижских имений в годы малолетства племянника. Взаимоотношения евреев с помещиками у нас на Литве - сложный предмет, - неожиданно заметил он. - Вам не приходилось жить в литовских губерниях?

- Родовое имение моей матушки под Толочиным, - сообщил я.
- А-а! - словно бы обрадовался Каменский. - Тогда вам просто понять. Радзивиллы, как, впрочем, и все влиятельные наши магнаты, имели привычку одалживать у евреев деньги. Разумеется, все оформлялось документально. Но два должника, отец Доминика Иероним и его родной брат Кароль, рано покинули этот свет, оставив наследнику свои обязательства. Доминику тогда было четыре года. Целая толпа кредиторов - Мозес Шмуля, Беняш Шлома, Мануэль Забельмельц, Гертон Рапопорт, Соломон Самсонович и еще несколько - заказали фальсификаты долговых расписок, увеличив, естественно, суммы своего кредита. Разъяренный их аппетитами Михал Радзивилл засадил плутов в тюрьму, некоторые провели там не один год. Дело тянулось до совершеннолетия Доминика. Думаю, несвижский кагал включил тюремные беды своих единоверцев в историю еврейских страданий. Увидев на улицах уланский полк Кнорринга, обиженные поспешили показать свою осведомленность…

- Сообразительные, - заключил я. - Но отчего господин Бургельский оказался так пуглив?
- Не более, чем другие, - не согласился Каменский. - У него двое сыновей-подростков. Своей земли нет. Арендует два фольварка у Радзивиллов...
Я понимающе кивнул:
- Веские причины. А где были вы в то время?
- Грелся у печи в своем минском доме, - с иронией ответил Каменский. - А вы?
- Двигался со своим полком вслед за французами.
- Драгоценности, - поделился размышлением Каменский, - не дают людям счастья. Можно только дивиться, почему людей завораживает пустой блеск камней. Гораздо более пользы в недвижимости…

Я полностью был с ним согласен.
Поздним вечером в гостиничном своем покое, перелистывая бумаги, собранные мне в помощь генерал-аудитором, решил я прочесть неизвестного авторства справку о Чичагове. Все же, по моему разумению, концу замковой сокровищницы послужили не столько болтливость несвижских евреев или служебная исполнительность генерал-майора Тучкова, сколько приказ адмирала о пристрастном допросе и его странное решение везти сокровища при армии к полям решающих сражений.

«Чичагов П.В. родился в 1767 году, 12-ти лет зачислен на военную службу гвардии сержантом, 15-ти лет получил чин поручика. Первая служба - адъютант при отце, тогда вице-адмирале, в плавании эскадры из Кронштадта в Ливорно. В 1788 г. - капитан 2-го ранга, командир корабля «Ростислав», принял участие в сражении со шведами при Эланде. В 1790 г. участвовал в Ревельском и Выборгском морских сражениях, награжден орденом св.Георгия 4 ст. и золотой шпагой с надписью «За храбрость». Пожалован чином капитана 1 ранга. По разрешению Императрицы год учился в Англии. В 1794 году Чичагов в эскадре вице-адмирала Ханыкова командует кораблем «Ретвизан» и крейсирует у английских берегов. В Чатаме познакомился с начальником местного порта, полюбил дочь его Елизавету и уехал в Россию уже ее женихом.

В 1797 году умер отец невесты, и Чичагов получил письмо от нее, что она ждет его. Он просил государя дозволить ему выехать за границу для женитьбы. Царь передал отказ: «В России настолько достаточно девиц, что нет надобности ехать искать их в Англию». Одновременно император произвел Чичагова в контр-адмиралы и назначил командовать эскадрой, отправляемой в Англию для действий против Голландии. Неприятели представили Павлу дело женитьбы Чичагова так, что адмирал хочет воспользоваться этим благовидным предлогом, чтобы перейти в английскую службу. Павел обвинил его в измене и приказал заключить в равелин Петропавловской крепости. Чичагов стал возражать, ссылаясь на привилегию ордена св.Георгия. Разгневанный Павел приказал сорвать с него Георгиевский крест. Чичагов скинул, в ответ на это, мундир и в одном жилете был препровожден в форт. Но вскоре царь приказал освободить Чичагова, дозволил ему жениться. В 1801 г. он был назначен в свиту Императора. В 1807 году Чичагов получил чин адмирала и звание министра морских сил. В 1809 г. взял заграничный отпуск.

По возвращению из-за границы назначен состоять при особе Государя императора. В 1812 году Александр I назначил Чичагова главнокомандующим Дунайской армией, Черноморским флотом и генерал-губернатором Молдавии и Валахии.

Англичанин до мозга костей и до презрения всего русского».
Человек, способный кинуть мундир под ноги императору, подумал я, способен и на другие неординарные поступки. Способен вести армию, не побывав ни в одном сухопутном бою, способен отправить в составе авангардного отряда на взятие Минска сорок возов драгоценностей, судьбу которых окутает непроглядный дым сражений…

Продолжение следует.