Глава 2. Поручение
Продолжение.
Начало в №№ 43, 44, 45
– В том и дело, – словно удовлетворенный моими замечаниями отметил Закревский, – много тут поступков, не объяснимых с военной точки зрения. Вот еще советую вам прочитать, Андрей Сергеевич, – он подвинул ко мне два исписанных листа. Первый оказался копией письма командующего Молдавской армией Кутузова военному министру Барклаю-де-Толли, посланное из Бухареста в мае накануне французского нашествия: «Вашему высокопревосходительству известно, что генерал-майор Тучков 2-й, за отличие, сего года в экспедиции на правый берег Дуная, всеподданейше представлен от меня ко всемилостивейшему награждению орденом Св.Анны первого класса, коего он не удостоился еще получить. Отличныя заслуги и достоинства сего генерала меня обязывают повторить мое о нем представительство. Благоразумным его распоряжением, деятельностью и усердием к службе открыто и остановлено контрабанды более, нежели на миллион рублей, и тем пресечен ввоз в Россию запрещенных товаров. Все сии заслуги генерал-майора Тучкова убеждают меня просить покорнейше Ваше высокопревосходительство о исходатайствовании ему испрашиваемого мною всемилостивейшего награждения. С истинным почтением и пр. имею честь быть граф Михаил Г.Кутузов».

Читая, невольно я сочувствовал генерал-майору Тучкову. Уж если Кутузов, главнокомандующий всеми тремя армиями, во дни победы покинул вниманием боевого генерала, которого лично знал и хвалил и перед тем полгода представлял к награде, то действовали против Тучкова некие могущественные интересанты, о которых мог ведать Кутузов. Впрочем, это к награждению за подвиги представляют подписанным ходатайством, а за виновного заступаются осмотрительно. Прямой начальник Тучкова мог и должен был ходатайствовать за своего генерала. Заступился ли он? Нашел ли повод сказать свое защитное слово государю?

Размышляя об этом, взялся я читать второй лист, это была докладная адмирала Чичагова государю о боевых действиях его армии, но со вставками совершенно удивительного характера: «Полк князя Доминика таял от голода. Остатки его князь отправил в Несвиж с обозом из 50 возов с награбленною в Москве добычею. Они прибыли в то время, когда мы входили в город, и попали в наши руки.

Князю Доминику Радзивиллу это не понравилось, и он позволил себе некоторые оскорбительные для русских войск намеки.

За это в отместку я позволил порыться в подвалах его дома. Там нашли сокровища: жемчуг, бриллианты и т.п. Я увез все, что мог, это будет сложено в Бобруйске или другом месте, и Вы изволите решить, что с этим делать. Я не видал, но говорят, есть вещи, достойные музеев. Все оценивают более, нежели на миллион рублей».

Под донесением стояла дата – 7 ноября. Это были дни, когда войска наши преследовали Наполеона к Борисову, и некий курьер, рискуя жизнью, повез это игривое сообщение государю, когда тот ждал сведений о ходе и успехе заключительных сражений. Да и где мог слышать адмирал Чичагов оскорбительные намеки Радзивилла? И что было князю Радзивиллу намекать, если он служил французам и был своим среди врагов России? И поводом ли были намеки для того, чтобы считать трофеем имущество изменника, если сама измена дает к этому веские основания? И как 50 возов с голодными солдатами пробились к Несвижу? И зачем везти в Несвиж награбленное, если следом идет большая армия? Да и были ли эти возы? Никогда прежде о спасении московской добычи Наполеона не было разговоров, и неизвестны награжденные за сей подвиг. И где более истины: хранитель богатств Бургельский оценивает взятое в 10 миллионов, адмирал Чичагов – в миллион? Кто ему оценил с таким уменьшением стоимости?

Закревский читал недоуменные вопросы по моему лицу.

– Да, государь был сильно раздосадован господином адмиралом, – сказал он. – Государь по сей день считает, что Чичагов открыл путь французам из ловушки. Посему и был отстранен при осаде Торна. Насколько я помню, 1 февраля он сдал командование армией Барклаю-де-Толли и выехал в Петербург, а вскоре за границу, обиженный, что его считают изменником. Государь не хотел скандалов и выяснения отношений во время войны. Но когда-то надо разобраться…

– А как теперь восстановить события с надлежащей определенностью? – заметил я. – Кутузов умер, Чичагов, говорят, в Италии, сокровища разобщены на три части, а частью распроданы. Что они представляли собой первоначально - можно только гадать.

– Это меньшая беда, – решил уточнить генерал-аудитор. – Матушка этого несчастного Доминика и императрица-мать – кузины. Покойный Доминик – племянник Марии Федоровне. То, что он погиб, – воля Божья, но имущество в прах разнести – вне прав адмирала Чичагова и тем более какого-то генерал-майора. Они сильно превысили свои компетенции в военном угаре. Мне, конечно, Тучкова жаль, но вопрос, куда что из замка подевалось, не предан забвению. Если государь молчал – не значит, что забыто. Государь не однажды вспоминал рассказы покойного Репнина о баснословных богатствах, которыми владел дед Доминика, и значит, они перешли внуку, – о 12 золотых статуэтках апостолов, которые Репнин лично видел в замке. Там золотыми слитками заставлена была подвальная комната, вот как этот мой кабинет. Как корова их языком слизала. Может, их-то и домогался Тучков, приведя казачий полк. Он в молодые годы, при императрице Екатерине, служил в Литве, много о местных вельможах должен быть наслышан. Посему: все ли вернул генерал-адъютант Чичагов? Где эти скульптурки?

– Разве это ценность для государства российского? – не поверил я. – Двенадцать статуэток?
– Каждая высотой в локоть, – уточнил Закревский.
– Это для казаков ценность, – сказал я. – Для офицера бедного. Для меня, например.
– Да?! – иронически посмотрел на меня Закревский. – Для казаков? А я думаю, и адмиралы не откажутся. И для государя, полагаю, ценность. Что-то не знаю я случаев, чтобы кто-нибудь золотую скульптуру генерал-майорам дарил. Государь желает ясности, а поелику сам Тучков приезжает в Минск обновить свои показания, то придется вам, Андрей Сергеевич, как начальнику первого отделения Департамента, принять расследование под личную опеку. И лично его провести, учитывая подоплеку и противоположные интересы многих влиятельных персон. Всю от меня возможную помощь вы получите. Вот, государь уже начертал свою волю, – тут Закревский показал мне свое распоряжение.

«Управление Дежурного генерала
Главного штаба Его Императорского Величества по его канцелярии № 1978 8 мая 1816

Аудиторскому Департаменту по докладу оного Департамента, о состоянии по армии генерал-майора Тучкова С.А., отставленного от исполнения должности корпусного командира в 1813 году в связи с подозрениями в неприличествующем генеральскому званию поступке и с прошением генерал-майора, несогласного с выставленными ему обвинениями, государь Император высочайше повелеть соизволил – тщательно расследовать все обстоятельства начатого в указанный год дела и представить результаты аудиторской проверки для ознакомления и принятия решения.

Предлагаю Аудиторскому Департаменту привести в исполнение означенную Высочайшую волю немедленно.
Дежурный генерал Закревский».

– Не в том, вы правы, беда, что золото пропало и золотые же скульптурки, – поучительно сказал Закревский. – А в том, господин обер-аудитор, что воспоследовали из этого гораздо большие неприятности политического свойства, именно для державы нашей. Вот прочтите сей документ того времени, – он подал мне лист бумаги с типографским текстом. Я стал читать:

«Высочайший манифест
В настоящую ныне с французами войну, главная часть жителей в прежде бывших польских, ныне же российских областях и округах пребыли нам верны… Но другие различными образами навлекли на себя праведный наш гнев… Другие, которых число меньше, но преступление несравнимо больше, пристали, еще прежде нашествия на их земли, к стране чуждого для них пришельца и подъемли вместе с ним оружие против Нас, восхотели лучше быть постыдными его рабами, нежели нашими верноподданными… Объявляем Наше Всемилостивейшее общее и частное прощение, предавая все прошедшее вечному забвению и глубочайшему молчанию и запрещая впредь чинить какие-либо по делам сим притязания или изыскания, в полной уверенности, что сии, отпавшие от нас, почувствуют кротость сих с ними поступков и чрез два месяца от сего числа возвратятся в свои области.

Когда же и после сего останется кто из них в службе наших неприятелей, не желая воспользоваться сею Нашею милостью и продолжая и после прощения пребывать в том же преступлении, таковых, яко совершенных отступников, Россия не примет уже в свои недра и все имущества их будут конфискованы…

Александр
г.Вильно, декабря 12-го, 1812».

Дочитав, я вопросительно уставился на генерал-аудитора.

– Дело в том, что этот манифест, объявлявший монаршее прощение, доставили и князю Доминику Радзивиллу, но он отвечал, что после разгрома родового его замка русскою армией не видит возможности возвратиться под присягу. А в то время было в Польше у Понятовского 20 тысяч войск за нашей спиной. И многие повернули бы домой следом за князем. Самовольствование Чичагова и Тучкова дорого стоило, в том числе и жизнями.

– Довольно трудно в вину Чичагову вменить, – усомнился я, – что разорение имущества изменника повлияло на исход кампании и увеличило жертвы в заграничном походе.

– Верно. Но дипломатия существует на более высоком уровне, чем столкновения безымянных людей на поле боя. Там иные символы и значения. Легко ли поверить, что дивизионный генерал самовластно княжеское гнездо разорит? Репнин-Волконский доносил государю, что это болезненно было воспринято в Пруссии. Государь, не свою вину заглаживая, вынужденно отдал Несвиж прусским Радзивиллам. Вот такие последствия…

– Коли все доподлинно известно и осмыслено, – спросил я, глядя генерал-аудитору в глаза, – что предлагается мне дополнительно расследовать?

– Не знаю,– пожал плечами Закревский, избегая уточнений. – Много есть обиженных, которых нынешнее положение Тучкова примиряет со своими утратами. Вдова князя Доминика княгиня Радзивилл…

– Да она при чем к генерал-майору? – удивился я.
– Красивые женщины обладают тайнами влияния, – улыбнулся Закревский. – Она уже как бы и не вдова, а невеста адъютанта свиты Чернышева. Была б, верно, богаче, коли б не разорение несвижское. Многое тут сходится… На месте оцените, Андрей Сергеевич. Я доверяю вам, если ничего не отыщется в действиях адмирала Чичагова и генерал-майора Тучкова в их пользу или во вред им - вы так и отчитаетесь, ничего не утаив и от себя не прибавив. Все полномочия вы получите…

Продолжение следует.