...Итак, опираясь на материалы, накопленные комиссией «Вяртанне» при Белорусском фонде культуры, а также собранные в личном архиве, в предыдущих статьях цикла «Сокровища» рассматривались сведения о белорусских ценностях, оказавшихся в сопредельных странах (Литва, Польша, Российская Федерация, Украина), а также наиболее крупных западноевропейских государствах (Великобритания, Германия, Франция).

Но как быть с другими странами, где следы наших музейных экспонатов, архивных документов либо библиотечных раритетов есть, но их немного, на отдельную статью, как говорится, не тянут? Пришлось эти сведения объединить, разместив в алфавитном порядке страны.

Кроме снимков, статья иллюстрируется репродукциями открыток из личной коллекции. Эти открытки посвящены произведениям изобразительного искусства, которые созданы белорусами либо уроженцами Беларуси, связаны с белорусской тематикой и находятся в зарубежных странах.

Австрия

В 1943 году в минский Белорусский музей поступило распоряжение из ведомства Розенберга: наиболее ценные экспонаты еврейского отдела подготовить к отправке в Вену, в создаваемый там «институт гебраистики», который «курирует» гауляйтер Бальдур фон Ширах. Цели при этом ставились, естественно, расистские: в духе национал-социализма, т.е. в гитлеровской трактовке мировой цивилизации. Для этого «культуртрегеры» из СС вдохновенно ограбили минский музей....

Что же отправили в Австрию? Судя по описи, прежде всего картины на библейские и бытовые темы, портреты. Приведу лишь несколько названий: «Продажа Иосифа», «Фантазия о пришествии Мессии», «Группа еврейских женщин», «Еврейская женщина (за) пряжей ниток», «Начальная еврейская школа в России», «Сбор винограда», «Олень». Дата создания отмечается лишь в тех случаях, когда она достаточно показательна: например, «Еврей–мясник в г. Праге. ХIII в.». Редко указывается и авторство (например, М.Горшман. «Богатая свадьба»). Из других источников известно, что из Белорусского музея вывезли произведения Пэна («Часовщик»), Шагала, Кругера (портрет Скорины), Юдовина.

Кроме художественных произведений, среди экспонатов еврейского отдела числились предметы культа, декоративно–прикладного искусства, молитвенники, документация различных обществ, преимущественно благотворительных. Особый интерес вызвали у меня упомянутые в описи «Белор(усские) песенки и рассказы».

Вывод же таков: институт гебраистики — не иголка в стогу сена. Заинтересованные люди (в том числе из еврейских общественных и религиозных организаций) могут отыскать его следы, даже если они ведут за пределы Австрии. Собственность Белорусского музея должна принадлежать его наследнику — Национальному музею истории и культуры Беларуси.

Бельгия

Есть сведения, что в 1868 году в Брюсселе готовились к изданию сочинения Винцента Дунина–Марцинкевича. Опальный тогда белорусский писатель мог передать их (в том числе «Пинскую шляхту», неизвестные сегодня произведения) через выходцев из Беларуси, вынужденных эмигрировать после поражения восстания 1863 года. Выходит, рукопись следует искать в архивах эмигрантских издательств.

Ватикан

Считается, что если все полки с рукописями ватиканского архива выстроить в один ряд, то они протянутся на много километров. Естественно, там есть немало документов, поступивших с территории Великого Княжества Литовского, в состав которого до конца ХVIII века входили и белорусские земли. В Ватикан поступали сведения о деятельности епископств и монастырей.

Особенно интересные материалы могут оказаться в фондах ордена иезуитов, имевшего свои резиденции в Полоцке, Минске, Орше, Пинске и других белорусских городах и местечках. При каждом иезуитском монастыре работала школа (коллегия), а при ней — школьный театр, в котором ставились оригинальные трагедии (писались они преподавателями) на польском, латинском и старославянском языках. Возвышенное действо в них контрастировало с забавными и, главное, белорусскими интермедиями, сочиненными местными школярами. Но трагедий до нас дошло немного, интермедий — еще меньше. И я тешу себя надеждой, что и те и другие окажутся среди рукописей Ватиканской библиотеки, но доступ к ним очень сложен. Знаю это со слов известного белорусского историка–латиниста Алеся Жлутки, которому все–таки удалось обнаружить там, а затем и издать отдельной книгой документы о коронации в Новогрудке великого князя литовского Миндовга.

Однако наибольший интерес для белорусских исследователей представлял бы архив архиепископа Могилевского и Минского, римско–католического митрополита Российской империи Станислава Богуша Сестренцевича (1731 — 1826), кстати, дяди белорусского писателя Винцента Дунина–Марцинкевича. Это не только авторитетный религиозный деятель, но и крупный ученый, писатель, издатель. Он был президентом российского Вольного экономического общества и одно время даже Российской академии наук. Ему принадлежит авторство фундаментальных исследований «О Западной России», «История сарматов и славян», «История Таврии» (Крыма), трагедии «Гиция в Тавриде», посвященной Екатерине II. С детства зная белорусский язык (родился в деревне Занки Волковысского уезда), Богуш Сестренцевич написал грамматику «литовского» (белорусского) языка, составил его словарь. К сожалению, работа осталась в рукописях, и в 1852 году некто Парчевский перевез их, как и весь архив митрополита–просветителя, из Петербурга в Ватикан. Выявление этих материалов, изготовление копий для Беларуси стали бы большим событием для наших гуманитариев, особенно языковедов.

А еще в реляциях Папе Римскому посланников Иоганна Штайнберга (Johann Steinbergk) и Эберштейна (Eberstein), датированных 1527 годом, могут заключаться сведения о поездке Франциска Скорины в Московию с целью распространения своих изданий. Эти источники в состоянии подтвердить либо опровергнуть факт сожжения книг, привезенных восточнославянским первопечатником.

Иран

В иранских (персидских) древлехранилищах, очевидно, ждут своего открывателя документы, связанные с нашими выдающимися соотечественниками — уже довольно известным Александром Ходзькой и все еще таинственным полочанином Хаджи Хосровым.

Наследие Александра Ходзьки (1804 — 1891), о котором уже говорилось в моей статье, посвященной Франции («СБ», 1 августа 2008 г.), принадлежит нескольким народам — польскому, российскому, персидскому, французскому, но прежде всего — белорусскому. Родился он в Кривичах на Мядельщине, хорошо знал белорусский язык и фольклор, широко использовал их в своем творчестве. Но все же главным делом его жизни стало ознакомление Европы — от России до Великобритании — с персидской поэзией. Чтобы переводить ее, требовалось прекрасно знать язык, историю, обычаи. Все это он постиг за десять лет дипломатической службы в Персии. Но — как? Где бывал? С кем встречался? Кто его вдохновлял? Ответы на поставленные вопросы, думаю, способны дать только иранские и отчасти азербайджанские архивы.

Сложнее с Хаджи Хосровым (Ахисоровым). Если жизненный путь Ходзьки известен, то у Хосрова, как пишет Олег Лицкевич («Спадчына». № 2, 2006 г.), он — сплошная загадка. Известно лишь, что происхождением он из Полоцка («А родом, государь, он литвин, полотского взятья», — писали о нем царю). Очевидно, юношей был захвачен войсками Ивана Грозного в 1563 году, а затем продан на невольничьем рынке в Персию, как это часто тогда случалось. Но наделенный, очевидно, недюжинным умом, знающий языки, Хосров, приняв ислам, сделал при дворе шаха Абаса блестящую карьеру дипломата и переводчика: его неоднократные переговоры в Москве оказывались успешными, с ним стремился встретиться посол Священной Римской империи М.Варкоч. Борис Годунов одаривал Хосрова дорогими шубами, помог ему отыскать в Муроме и освободить сестру–полонянку. Чем не сюжет для совместного белорусско–иранского фильма? Но для этого, как и для всестороннего исследования, слишком мало фактов. Мы не знаем даже приблизительных дат рождения и смерти Хосрова, его настоящего имени. Поэтому приходится вместе с О.Лицкевичем сожалеть, что «персидские документальные источники, которые могли бы рассказать про Хаджи Хосрова, в своей массе недоступны».

Недоступны — пока?

Италия

Существует обоснованное мнение, что в 1512 году, до или после блестящей сдачи экзамена на степень доктора медицины в Падуанском университете, Франциск Скорина не мог не побывать в Риме. Но если сдача экзаменов подтверждена найденными и опубликованными документами, если пребывание в Падуе нашего первопечатника увековечено его портретом, пусть и достаточно надуманным (Скорина не был монахом) в «зале сорока» и мемориальной доской авторства Валериана Янушкевича (1992), то его поездка в Рим до сих пор является гипотетической. Выяснить истину здесь опять–таки могут новые архивные находки в Риме.

Кения

После Второй мировой войны в этой африканской стране осел участник походов Андерса Евстафий Сапега, наследник древнего белорусского рода, которому принадлежали Деречин, Ружаны, Черея и десятки других усадеб и дворцов. Как профессиональный охотник он организовал в Кении платные сафари — охоту на слонов и других животных. А в свободное время искал по всему миру сведения о своем роде, которые были собраны и обобщены в фундаментальном труде «Сапежанский дом» (1995). Но туда вошли не все материалы. Есть сведения, что некоторые из них так и остались в столице Кении Найроби.

Характерно, что когда в возрасте более 90 лет Евстафий Сапега приезжал на Белосточчину, интервью еженедельнику «Нiва» он принципиально давал на белорусском языке.

И.Хруцкий. «Портрет мальчика» (1834). Государственный художественный музей Латвии.

Китай

В Китае я бы занялся поиском архивных материалов, связанных с тремя выдающимися личностями: двумя белорусами и одним китайцем.

Уроженец Могилева, революционер и ученый Николай Судзиловский, более известный под псевдонимом доктор Николас Руссель, — личность легендарная: в каких странах он только ни бывал, какими языками ни владел! В Германии состоялась его встреча с Карлом Марксом. В Румынии он защитил диссертацию «Об антисептическом методе, применяемом в хирургии» и возглавил бухарестский столичный госпиталь. В США плодотворно занимался как медициной, так и географией: открыл «тельца Русселя», названные так в его честь, и обнаружил в Тихом океане несколько неизвестных островов. Затем на Гавайских островах организовал из местных жителей (канаков) «партию независимых», активно боровшуюся с колониальным гнетом. Победив вместе с ней на выборах, стал депутатом сената, а затем и президентом. Но маленькому государству не по силам было противостоять США. Боясь преследований новой власти, Судзиловскому пришлось уехать вместе с наиболее важными своими рукописями. Выбрал Китай. Началась разработка дерзкого плана побега из акатуйской каторжной тюрьмы политзаключенных. Но тут грянула русско–японская война. Встала необходимость организовать помощь русским военнопленным, издавать для них газеты.

Чем только ни занимался наш соотечественник в Китае! Состоял членом нескольких научных обществ, писал работы по этнографии и химии, агрономии и биологии (далеко не все они опубликованы), вел обширную переписку, в том числе с советскими властями и учеными. Все это оседало в Китае, в личном архиве ученого, который после его смерти (1930), насколько мне известно, никто серьезно не искал — даже авторы монографий о Судзиловском.

Вторая значительная личность — уроженец Гомельщины, ученый, дипломат и путешественник Иосиф Гошкевич. В первую очередь он почитаем в Японии, где служил первым консулом России, и в Беларуси (в Островце, недалеко от которого прошли последние годы жизни Гошкевича, ему поставлен бюст). Но при этом как–то позабылись его заслуги перед Китаем. А между тем он десять лет проработал в Русской православной миссии в Шанхае. Это Гошкевич открывал русскому читателю глаза на Китай, публикуя первые основательные статьи о стране в русской печати. Где–то же брал он необходимые для того сведения, с кем–то встречался. Уверен, внимательные китайские наблюдатели оставили обо всем этом письменные свидетельства.

И наконец третья значительная личность — профессор Гэ Баоцюань. Пожалуй, он один в Китае интересовался в послевоенное время белорусской литературой, публиковал статьи, переписывался с нашими классиками. Но в Минск, на конгрессы белорусистов, приехать уже не мог — возраст приближался к 100 годам. Конечно же, его личный архив может таить интересные находки. На всякий случай сообщаю для заинтересовавшихся лиц последний адрес профессора: Пекин, Восточный город, Ганьмяньхутун, Дунлоцюань, дом 11, кв. 140. Может, там еще живут его наследники, родичи, которые владеют ситуацией?!

Да, чуть не забыл. В Китае еще был кандидат филологических наук, доцент Харбинского университета Сюй Чанхань. Он занимался белорусской литературой, переводил Василя Быкова. Но с середины 90–х годов прошлого века перестал отвечать на письма. А больше в огромнейшем Китае белорусистов не было и нет. И если учесть наши быстроразвивающиеся связи, эта лакуна, это отсутствие в Китае белорусистики, откровенно говоря, меня тревожат.

Латвия

В Риге могли остаться переданные знакомым части библиотеки и архива Константина Езавитова, умершего сразу же после войны в минской следственной тюрьме. По достоверным сведениям, во время оккупации в его руки попали многие раритеты из собрания довоенного Института литературы АН БССР. Среди них и «Скрыпачка беларуская» — третий сборник Франтишка Богушевича, изданный за кордоном с портретом автора и сохранившийся (в связи с конфискацией на границе) в одном–единственном экземпляре. Пока нигде он «не засветился».

Говоря о Латвии, не могу не вспомнить один благородный поступок. В Даугавпилсе живет и работает бизнесмен и коллекционер Николай Павлович. Как уроженец и патриот Беларуси в конце 1990–х годов он безвозмездно передал Браславскому историко–краеведческому музею около 500 исторических экспонатов. Среди них — бронзовое церковное литье, деревянные скульптуры, ценная посуда, редкие книги и документы, касающиеся Браславщины. Побольше бы таких даров от нашей диаспоры!

Нидерланды

В музеях Амстердама и Гааги немало полотен художников, родившихся в Беларуси, в частности, Казимира Малевича, выходца с Копыльщины. Репродукции двух его произведений помещены в этом номере.

В Амстердаме могли сохраниться материалы, связанные с деятельностью просветителя, выпускника Слуцкой гимназии Ильи Капиевича и теоретика артиллерии Казимира Семяновича. Первый из них написал и издал «гражданкой» для Петра I около 20 учебных книг. Между тем мы до сих пор не знаем ни точной даты, ни места его рождения. То же касается и автора знаменитой работы «Великое искусство артиллерии», где впервые изложена идея многоступенчатой ракеты. На его наследие претендуют также литовцы, ибо неизвестно в какой части ВКЛ он родился. Кроме того, в Амстердаме больше всего шансов найти вторую, ненапечатанную, часть его знаменитой книги, переведенной на многие европейские языки. В ней должно быть продолжено описание всевозможных фейерверков.

США

Несколько слов о том, на что следовало бы обратить внимание при поисках белорусских материалов в США.

В университете штата Массачусетс сохраняется так называемый Полесский архив польского этнографа Юзефа Обрембского, возникший в результате экспедиций студентов и преподавателей Варшавского университета. На Полесье они делали фотографии, некоторые из них уже использованы в совместных изданиях, подготовленных под руководством Анны Энгелькинг (Польша) и Ольги Лобачевской (Беларусь). Но это лишь капля в море. Хорошо было бы иметь в Беларуси копии материалов всего фонда Ю.Обрембского. Кроме фотографий (их всего около тысячи), в нем также хранятся фольклорные записи, белорусские стихотворные произведения, написанные в западно–белорусских тюрьмах политическими узниками либо записанные от них.

В Национальном архиве США (Вашингтон) имеется так называемое Смоленское рукописное собрание, а в нем — произведения белорусского прозаика Василя Коваля (1907 — 1937).

В музее Филадельфии выставлены доспехи Радзивилла Черного, о которых впервые мне рассказал известный белорусский дипломат Владимир Счастный. Потом в книге Антона Унеховского нашел интересные подробности. Оказывается, это испанская кираса, редчайшее изделие знаменитого мастера из Толедо, украшенное тонким позолоченным орнаментом. Заднюю часть кирасы нашли в... хлеву одного шляхтича: он кормил из нее свиней. Переднюю же часть некто Вежбицкий даром заполучил у Радзивиллов и тут же продал за океан. По словам Владимира Счастного, в ней имеется дырка в том месте, где у человека обыкновенно находится сердце.

Таджикистан

Над моим рабочим столом висит акварель, сделанная в Сирии в 1977 году. Подарил мне ее наш соотечественник, уроженец Борисова Владимир Демидчик, с которым я познакомился во время отдыха в Коктебеле. Началась интересная переписка. Новый знакомый, заведующий кафедрой арабистики Душанбинского университета, рассказывал о своих переводах восточной классики, высказывал надежду, что займется «аль–китабами» белорусских татар. Но переписка часто обрывалась: по программам ООН и ЮНЕСКО ученый уезжал читать лекции в различные арабские страны. А потом письма из Душанбе перестали приходить совсем. Через несколько лет, случайно, наткнувшись на некролог, узнал: Владимир Демидчик был еще и писателем. Его рассказы печатались в журнале «Памир», других изданиях. В них рассказывалось о партизанском детстве. Критики высоко оценивали талант автора. Сборник его рассказов готовило к печати издательство «Адиб», но потом по финансовым соображениям от идеи отказалось.

Начались поиски путей к архиву покойного — ведь там, кроме рассказов, должна быть рукопись о белорусских текстах, писанных арабскими письменами. Но на мои письма в Душанбинский университет никто не отвечал, разыскать вдову ученого не удалось (есть сведения, что она теперь в Санкт–Петербурге). Так что теперь остается надежда лишь на работников белорусского посольства в Таджикистане.

Финляндия

Как известно, в Хельсинки находится часть несвижской библиотеки Радзивиллов. В свое время ее вывезли в Петербург, а оттуда передали (не знаю, по каким соображениям) в Финляндию. Каталог этих книг издан, я внимательно изучал его. Особых раритетов, неизвестных изданий с белорусской тематикой там, кажется, нет. Но могут быть владельческие и прочие записи. Хельсинская коллекция, несомненно, украсила бы библиотеку возрожденного Несвижского замка. У меня сложилось впечатление, что радзивилловские книги не очень интересны и нужны финнам и, следовательно, обмен не вызвал бы особых затруднений.

А еще в Финляндии хорошо бы разыскать архив белорусского, финского и шведского художника и философа Алексантери (Александра) Ахола–Вало. Оказавшись в Минске, он в 1920–е годы оформил немало белорусских книг, посвятил белорусской деревне немало произведений. Но потом в связи с началом репрессий вынужден был вернуться на родину. Несмотря на почти столетний возраст, в 1995 году он еще приезжал в Минск на конгресс белорусов.

Чехия

Наиболее яркие страницы белорусско–чешского культурного взаимодействия — издание в 1517 — 1519 годах Франциском Скориной в Праге чешской 22 книг переводов на белорусский язык (вернее, на белорусский вариант церковнославянского) Священного Писания и деятельность белорусской студенческой диаспоры в 1920–е годы, когда по решению президента Томаша Масарика юноши и девушки из Западной Белоруссии получали в Чехии стипендии для высшего образования.

Что касается белорусского первопечатника, то много связанных с ним открытий сделала сотрудница пражской Славянской библиотеки, почетный доктор Полоцкого университета Франтишка Соколова. В частности, она обнаружила рукописную копию скорининского «Апостола», помогла найти место, где великий полочанин издал первые белорусские книги: это дом Я.Северина, тоже типографа, в Старом месте пражском, в переулке напротив храма Св. Миклаша.

Но считается, что некоторые пражские книги Скорины не найдены. А иные остались в рукописях, которые широко распространялись в Чехии и Украине. И, самое главное, еще не найдены документы о смерти Скорины — мы не знаем ее точной даты. Неизвестно, хотя бы приблизительно, где похоронен великий просветитель. Одни утверждают, что в одном из маленьких городков на юге Чехии, где он мог быть садовником (как раньше — у короля). Другие (Мирослав Гросман) — что в самой Праге (называется костел Св. Томаша). Ясность могут внести только новая архивная находка либо выявление самого надгробия (мне оно однажды даже снилось).

Что же касается документов новейшего времени, связанных со студентами, с правительством БНР, оказавшимся здесь в эмиграции, они находились в Тосканском дворце (Лоретанская площадь, 102, напротив Града). Как уже говорилось в статье, посвященной Франции, часть Белорусского архива вывезли в Париж. Другая часть оказалась в Москве (в составе так называемого Российского зарубежного архива). Но, несомненно, многое, особенно связанное с обучением и издательской деятельностью белорусских студентов, осталось в Праге, частично сохраняется в Литературном архиве Музея национальной литературы Чехии. Наиболее значителен там фонд белорусского критика и литературоведа Евгения Ляцкого.

Швейцария

Тем, кто окажется в Цюрихе, советую посмотреть знаменитые витражи Марка Шагала, которыми украшены окна на хорах собора Фраумюнстер. Произведений этого нашего соотечественника также немало в музеях Швейцарии.

А вот окажись во Фрибуре и его пригородах, я бы попристальнее поискал следы княгини Магдалены Радзивилл, умершей здесь в монастыре в 1945 году. Известная меценатка и поборница белорусской культуры, несомненно, отправилась в Швейцарию, взяв с собой наиболее ценные вещи–реликвии и рукописи. Кстати, памятник на могиле княгини (горизонтально положенный камень) сохранился.

Швеция

Многие белорусские ценности оказались захвачены шведскими войсками во время войн середины XVII и начала XVIII века, когда они пребывали на белорусской земле. Карл ХII дал распоряжение прежде всего брать церковную утварь, а из серебряной тут же отливать монеты. Тогда же в Швецию вывезли три пушки, которые нынче хранятся в Стокгольме в Музее армии на улице Ридаргартан. Как видно из надписей на картушах, они датируются 1557 и 1603 годами и были сделаны по заказу Радзивиллов.

Весьма ценно белорусское приложение к карте Великого Княжества Литовского Томаша Маковского, составленной в Несвиже в начале XVII века. Оно теперь находится в библиотеке Упсальского университета. Кстати, в этом университете преподавал белорус из–под Молодечно, автор книг о белорусско–польских языковых контактах Юзеф Трипутько. Он переписывался с Максимом Танком, другими писателями, а мне сообщал, что наиболее интересные белорусские находки могут быть по частным замкам и усадьбам, где сегодня живут наследники боевых походов против давнишней Речи Посполитой.

Многие тайны шведских музеев, библиотек и архивов приоткрыл белорусист Андрей Котлярчук. Выходец с Туровщины, он защитил докторскую диссертацию в Санкт–Петербурге, затем уехал преподавать в Швецию. Насобирал материалов на три монографии (одна из них — «Шведы в истории и культуре белорусов» — уже выдержала два издания). Ему же удалось найти и описать неизвестный ранее белорусско–польский словарь, составленный Симеоном Полоцким.

Япония

...Что же можно искать в весьма отдаленной от нас Стране восходящего солнца? Конечно же, документы о дипломатической и научной деятельности уже упоминавшегося Иосифа Гошкевича. В свое время мне удалось установить место захоронения выдающегося ученого и дипломата, провести посвященные ему научные чтения. В 2001 году Министерство иностранных дел Японии пригласило меня познакомиться с местами, где развертывалась бурная деятельность Гошкевича. Тогда мы часто говорили и с японскими коллегами, и с работниками нашего посольства в Токио о том, как удалось ему так много сделать для сближения и взаимопонимания двух стран, двух народов. И многие соглашались: надо в архивах искать документы о конкретных взаимных шагах навстречу. Но то долгая и кропотливая работа, требующая знания японского языка, конкретных реалий. Хорошо, что в Токио и Хакодате (там размещалась миссия Гошкевича) есть кому этим заняться. Председатель японского общества белорусистов, профессор Джун Ичи–Сато, подготовил целое поколение славистов, более или менее знающих и белорусский язык. Руносуке Курода издал белорусско–японский и японско–белорусский словари и взялся за грамматику. Такадо Касичи, чьи предки помогали Гошкевичу, в своем частном музее в Хакодате посвятил первому консулу России в Японии отдельную комнату с бюстом и оригинальными документами. А когда рядом с православной церковью (воздвигнутой на месте прежней деревянной, построенной Гошкевичем и потом сгоревшей) наперекор мнению скептиков, все–таки мы нашли могилу жены Гошкевича, одновременно, но независимо друг от друга пришли с Такадо Касичи к мысли: хорошо бы тут, невдалеке от бывшей миссии, воздвигнуть памятник «беловолосому консулу». Раз есть бюст в Островце, логично иметь для начала хотя бы памятный камень в Хакодате. И — опять для начала — общественный центр его имени.

Автор публикации: Адам МАЛЬДИС

Дата публикации: 13.09.2008

Категория: Несвиж в прессе | Добавил: nesvizh1223 (14.09.2008)

Просмотров: 1190 | Рейтинг: 5.0/2 |

Всего комментариев: 0


Имя *:
Email *:

Код *: