Приваловские «миллионы»

В жизни это бывает редко: годами не видишь человека, не будоражишь его телефонными звонками, а такое чувство, будто расстался с ним только час назад. И слышишь его голос, и видишь улыбку на лице. Очевидно, то — знак высшей востребованности человека, его сопричастности к судьбам других людей. И вовсе не обязательно быть с ним рядом. Важно, что такой человек есть на белом свете...

Всего один день шесть лет назад я был «дублером» председателя колхоза «Шипяны» Смолевичского района Федора Ивановича Привалова. Но то, что видел, слышал, наблюдал, хватило бы на маленькую повесть. И будь оно так, начал бы я эту повесть с надолго запомнившегося мне монолога ее главного героя:

— Устаешь от воинствующих дилетантов. Ну как же: о сельском хозяйстве все всё знают — выросли на селе, все тут знакомо с детства! В химию, электронику или машиностроение не лезут, а тут — все спецы. Я — агроном. У меня три высших образования. Если я что–то упущу, страдает прежде всего земля. Мы имеем дело с живыми существами. Растение можно перекормить минеральными удобрениями, как больного таблетками. И будет труп. Или в лучшем случае больное растение. Все должны решать специалисты. Какой тут может быть диктат?

Земля от насилия человека страдает молча. Я чувствую эту боль, как свою собственную. И власть ее признаю. А без этой власти как можно работать на земле?..

По количеству баллов на распределении Федор Привалов шел первым. Он и сессии сдавал на «отлично», и студенческим профсоюзом руководил (а это 1.200 человек), и научной работой занимался. Оставляли на кафедре — отказался. Тогда предложили ему работу в аппарате Министерства сельского хозяйства республики. Понаблюдал Федор за работой чиновников и понял: без конкретного дела не будет ему жизни. Любое хозяйство, любая должность — только бы живым делом заниматься! Вот так и стал Федор Привалов главным агрономом колхоза «Шипяны». Было это в прошлом веке, в 1983 году...

До прихода Привалова в колхозе за 10 лет сменилось 6 председателей. И каждый внес свою разрушительную лепту. Первое, что сделал Привалов, став руководителем хозяйства, — закрепил технику за бригадами. Каждой бригаде доводилось на неделю задание и жестко спрашивалось за его выполнение. Кажется, ничего особенного не произошло. Но где спрос — там и ответственность. А где ответственность — там настоящая работа. За два года возродили все 18 ферм. А были они в таком состоянии, что крыша одной из них обрушилась на спины коров. Взялись за дороги — они всем выматывали душу. Молоко в Смолевичи мог доставить только трехосный ЗиЛ, да и тут не обходилось без гусеничного трактора. За каких–то полгода построили детский сад. Принялись за строительство жилья. За 16 лет председательства Федора Ивановича Привалова в колхозе «Шипяны» построено свыше 170 квартир и добротных особняков. Кирпичные особняки органично вписываются в общую картину села. Простор, красота, прочность — вот их главные достоинства. Вокруг домов все обустроено, посажены деревья, разбиты палисадники. Неподалеку — хозяйственные постройки.

Когда–то забота о человека труда считалась не то что делом второстепенным, а едва ли не криминалом. Для коров и свиней строили настоящие дворцы, о людях же просто не думали.

Дело, которое творит человек, должно творить и самого человека. Эта истина стала для Привалова его жизненным законом, которому он следует всегда. На каждом шагу убеждаясь в проявлении заботы о людях, я сделал вывод: люди — вот что для председателя главный капитал, ценность и богатство в жизни. Вот они — приваловские «миллионы»...

Как ни насыщен был тот день председателя, и все же Федор Иванович выкроил время, чтобы заглянуть в Верхменскую среднюю школу. Это знаменитая школа: здесь в 1906 году учительствовал Якуб Колас.

Школа встретила председателя колхоза как родного человека. И дети, и учителя здоровались с ним наперебой. Педсовет подвел итоги конкурса и определил три лучших класса. А правление колхоза выделяет на это немалые деньги. Вот и зашел Привалов в школу, чтобы узнать, кто получит от колхоза премии.

«Мы не делим людей на своих и чужих, — говорил тогда Федор Иванович. — Учителям выделили 18 квартир. Надо будет — выделим еще. Придет время и судьба земли перейдет в руки нынешних школьников. Поэтому сюда надо, не жалея, вкладывать средства — и материальные, и духовные. И дети должны почувствовать на себе эту заботу. Здесь создается капитал, которому завтра не будет цены».

«И это — приваловские «миллионы», — опять подумалось мне...

Из каких же источников и кладовых берется материал для создания уникального сплава, имя которому — председатель колхоза? В 4.45 Федор Иванович Привалов уже на ногах. Его рабочий день длился 15 часов. Да каких часов! Любой функционер на его месте, пожалуй, не выдержал бы и трех. А он стойко выдерживал, не зная ни выходных, ни праздников. Как будто вся его работа — сплошной праздник...

Такие вот впечатления остались у меня от того проведенного шесть лет назад с Приваловым дня...

Я отвечаю за всё

Нет, положительно ничего не изменилось в характере этого человека. И как в ту давнюю осень, первым делом мы совершили блицобъезд Несвижа, а на следующий день — района. Конечно, интерьер совсем иного масштаба. В июне 2002 года указом Президента Республики Беларусь Федор Иванович Привалов был назначен председателем Несвижского райисполкома. Кстати, помнится, узнав о назначении, я искренне порадовался за Привалова. Но тотчас подумал: а как же «Шипяны»? Без Привалова колхоз — как тело без души, ума и сердца. Жизнь подтвердила мои опасения, но это уже совсем другая история...

Привалов сам за рулем. Город остался позади. Стрелка спидометра подрагивает за 100... Слева, справа — аккуратные придорожные посадки. Ни сушняка, ни мусора. В самых живописных местах — беседки, площадки для отдыха.

— Землю надо убирать, как собственную квартиру. Иначе грязь, хлам и мусор поглотят нас живьем. Бог обидел наш район лесом: всего шесть процентов от всей территории. А тут еще ураган с корнем повыворачивал деревья, каждое из которых на счету. Вдоль дорог — целые завалы. Собрали лесников: «Будем наводить порядок. По всем дорогам». — «Да мы такого никогда не делали». — «А теперь будете». И, как видите, все сделали. Все облагородили...

А в Городее была целая история... (Мы как раз завернули в Городею. На небольшой площади вышли из машины. Клумбы. Цветы. Чисто. Просторно. А на другой стороне улицы, как раз напротив площади, — больница. Окна распахнуты настежь.)

Так вот вся эта площадь от края до края была утыкана сараями–развалюхами. Собрали мы их владельцев. Человек сто, пожалуй. Объявил я решение: снести эти развалюхи в течение двух месяцев, а взамен каждому построить кирпичный сарай. Что тут началось! Угрожали на вилы взять председателя. Никто не верил, что, разрушив пусть и отжившее, уродливое, вредное, построят что–то новое. Построили. И ключи вручили каждому. День в день, как и было обещано.

(Въезжаем на площадь Несвижа. Часы на ратуше, словно ждали этого момента: мелодично отбили семь раз.)

Часы сделали в Орле. Они, кстати, побольше тех, что на ратуше в Минске. Несвижане просыпаются под их бой. И так к ним привыкли, что, когда молния повредила механизм и часы умолкли, как будто что–то дорогое ушло из жизни. А кажется, ну что тут такого — всего лишь бой часов...

— Смотрю я на ратушу, Федор Иванович, и глазам своим не верю: лесов–то нет! Казалось, что они намертво вросли в стены. А ратуша из объекта превратилась в объективность...

— Кто–то умный сказал, что все объективное всегда имеет субъективную окраску. И это действительно так.

Окна моего кабинета выходят на площадь. И леса эти — как бельмо на глазу. Прикинул я, обсчитал, проконсультировался... Подзываю как–то своего зама по строительству к окну. «Что ты видишь из окна, Василий Иванович?» — «Ну... ратушу, леса...» — «Будем снимать: или вас, или леса». Сняли леса.

— И что, на самом деле сняли бы своего зама?

— Нет, конечно. Но подвести человека к крайней черте иногда необходимо. Чтобы излечить его от очень опасной болезни привыкания. Опасной, потому что привыкание может превратиться в безразличие.

Чиновник всегда держит нос по ветру. Он знает, за что с него спросят. А если что–то не имеет к нему непосредственного отношения, то пусть хоть трын–травой зарастет. И зарастает. Вот здесь, в сотнях метров от райисполкома, свалку устроили. А теперь будет озерцо. Деревьями обсадим. Улица, по которой едем, чем плоха? Плитка, бордюры, асфальт... А совсем недавно женщины в туфельках не могли здесь пройти. Хоть в сапоги резиновые обувайся... А рынок... Антисанитария, убожество. Туда люди шли, как будто наказание отбывали. А теперь взгляните: и площадь заасфальтирована, и торговые ряды под навесами. И на павильоны любо глянуть. Все честь по чести. С торговыми палатками, кстати, тоже была история. Лепили их, где кому вздумается. И каждый на свой лад. Мы отвели для них место в центре города. Площадку как следует обустроили, «альпийские горки» соорудили, газоны...

Вы можете задать вопрос: а председательское ли это дело — рынок, палатки?.. Гектары, центнеры, тонны, привесы, надои, кадры — вот главное. Стоило ли мне связываться с владельцами огородов рядом с озером? Пусть бы и дальше копались там люди. Так нет же — затеял строительство коттеджей, да таких, что с их появлением все заиграло. Со стороны озера возник вид города. И это — на века! Строили дома люди состоятельные. Мы взяли на себя микроструктуру. Но зато каждый владелец дома внес в казну по пять миллионов рублей. А людям под огороды мы отвели участки в другом месте.

Да, эстетика, но и экономика тоже. И рынок, и владельцы торговых палаток, и хозяева особняков исправно платят налоги.

Я отвечаю за все. И для меня нет понятий «главное» или «второстепенное», «существенное» или «несущественное». Есть «хорошо» и «плохо». И для того я сюда назначен, чтобы плохое стало хорошим...

А как обстоит дело с приваловскими «миллионами»? Может быть, они имеют хождение и обладают ценностью только в определенном месте? Как бы не так! И приоритеты, и духовные ценности у Привалова остаются неизменными. Он никого не уволил из райисполкомовских работников. «Как можно ломать судьбы людей! Особенно тех, кому несколько лет до пенсии». Он не стал тратить слова на призывы благоустроить город, зная, что на это денег нет. Пригласил прокурора, начальника милиции, других значимых фигур и первым внес на благоустройство города свою однодневную зарплату. Внесли и приглашенные, а потом — и жители района. Обратился к предпринимателям. Те согласились, но при условии: пусть деньги пойдут на благоустройство улиц, где наши дома. С их же помощью создали в сельских школах компьютерные классы, купили оборудование для больницы. Свыше 800 человек стояли в льготной очереди на установку телефона. Теперь — ни одного. В Несвиже наисовременнейшая телефонная станция. Да, денег она стоит немалых. Но и здесь свой принцип: «скупой платит дважды, глупый — всегда, умный — один раз, но покупает самое лучшее». Когда Привалов увидел, в каком состоянии находится районная типография, его возмущению не было предела. «В XVI веке в Несвиже Сымон Будный издает первые на белорусском языке книги, а в XXI типография ютится в бараке!» Теперь в Несвиже такая типография, что и столица позавидует.

Новый руководитель, как правило, подвержен реформаторскому зуду: и то не так, и это следует переделать... Переделки растягиваются на годы, и может случиться так, что весь пар, вся энергия уйдут в гудок. Приваловские «реформы» приносят свои плоды незамедлительно. В Несвиже 12 котельных. И каждая из них жила автономно, дымя по своим возможностям. Закольцевали котельные и вот результат: только за один год экономия газа составила 40 процентов. В колхозе «Рассвет» котельная обогревала 16 квартир и административное здание. Этот прожорливый агрегат (за отопительный сезон котельная проглатывала 350 миллионов рублей) обслуживали 11 человек. Ее законсервировали, а в квартирах и в административном здании за 10 миллионов рублей установили индивидуальные котлы. Вот и вся «реформа».

...Мы стоим на краю поля. Огромного, ровного, как озерное зеркало. За дальний горизонт убегают линии отбивки. Они, как натянутые струны. А как посеяно! Каждый рядок, будто под линеечку. Честно говоря, такое мне довелось увидеть впервые. Это поля СПК «Агрокомбинат «Снов». Могучий «Фэнд» с сеялкой «Амазония», сделав разворот, замер на месте. Из кабины выпрыгнул механизатор. Молодой парень. Крепкое пожатие руки. Спокойный, уверенный в могуществе техники и своих собственных силах взгляд. Одежда на нем — как будто собрался в клуб на танцы. «Ну как, техника слушается?» — «Еще бы! Судите по результатам: идем рядок к рядку. Думаю, что урожай будет не хуже, чем в прошлом году». Лицо парня осветила улыбка. Так улыбаются люди, которые знают цену и себе, и своему делу.

— Вы посмотрите, какие линии! Это же высший пилотаж. На такие поля надо водить механизаторов, как на экскурсию. В глазах Привалова плещет радость. В голосе — ликование. («Вот настоящий поэт земледельческого труда», — подумалось мне.)

Да у этого механизатора профессору есть чему поучиться. А с каким достоинством он держится! Откуда оно у парня? От достойной техники, на которой он работает. От достойной зарплаты, которую получает. От достойного к нему отношения. В нем видят не просто исполнителя, а участника земледельческого дела. А без него оно и не состоится. Он это прекрасно понимает. И очень ответственно относится к своей работе. Потому и показатели высокие. Возьмите тот же СПК «Агрокомбинат «Снов». В прошлом году впервые в истории земледелия Беларуси здесь получено 92,1 центнера с гектара. А пшеницы с 600 га — 114 центнеров. (В этом году показатели еще выше: по хозяйству — 95 центнеров. А пшеницы с отдельных участков взяли по 129, 135 и 147 центнеров. Фантастика! Несвижский район в республиканском соревновании по всем номинациям занял первые места.)

Разве это не чудо? Но самое большое чудо на этой земле — человек труда. То простое и великое, из чего и возникает понятие «народ». И нет на свете большего счастья, чем чувствовать себя в народе, а народ — в себе.

Автор публикации: Леонид ЕКЕЛЬ