by admin

Белорусское местечко – это особенный уникальный мир. Место, где в миниатюре были воплощены особенности всего нашего края. Место, где встречались друг с другом представители всех культурных и религиозных традиций страны, будь-то Речь Посполитая или Российская империя. И если белорусское местечко было привлекательно именно этим своим компактным многообразием, то местечко Бобовня, что лежит на пути из Несвижа в Копыль, привлекательно с этой точки зрения вдвойне. Бобовня, при своих миниатюрных даже для этого вида поселений размере, имела на протяжении истории все его характерные атрибуты. Здесь была и колоритная квартальная застройка мощёной камнем центральной улицы, и древний храм на главной площади, перед которым проходили шумные ярмарки, и дворянская усадьба, где жили поколения владельцев местечка, и многое-многое другое.
Во времена своего первого попадания на страницы письменных источников Бобовня входила в состав древнего Копыльского княжества и принадлежала титулованным владельцам – потомкам великого князя Ольгерда роду князей Олельковичей. Феодальный уклад Великого княжества Литовского позволял князьям давать пользоваться землёй и другим владельцам в обмен на воинскую службу. Если эта служба была безукоризненной, то были все шансы получить имение в своё безраздельное владение. Так произошло и с Бобовней. В 1582 году княгиня Екатерина Олельковна (жена последнего князя из этого рода Юрия Олельковича) написала в Бобовню письмо некоему пану Малиновскому с предложением выставить на службу со своего имения конного рыцаря. Просьба княгини, очевидно, была выполнена столь удачно, что уже на следующий год право владения Малиновским имением в Бобовне было подтверждено специальным привилеем. Однако этому мелкому шляхтичу закрепиться на земле Олельковичей не удалось. А вскоре угас и сам род этих слуцких и копыльских князей – последняя его представительница знаменитая София Олельковна (впоследствии канонизированная православной церковью как святая блаженная княгиня) в 1600 году вышла замуж за представителя т.н. биржанской линии знаменитого рода князей Радзивиллов – Януша Радзивилла, — и все доставшиеся ей от предков владения принесла в приданное своему мужу. К сожалению, все дети от брака Януша и Софии умерли в младенчестве, а при родах очередного ребёнка умерла и сама княгиня – последняя из рода Олельковичей. Януш Радзивилл женился во второй раз на бранденбургской принцессе Елизавете Софии Гогенцоллерн. Сын его от этого брака Богуслав стал владеть Слуцким и Копыльским княжествами после смерти отца в 1620 году.

История жизни Богуслава Радзивилла достойна сюжета какой-нибудь художественной мелодрамы, писать о ней можно очень много и долго. Мы лишь отметим, что Богуслава фактически погубила любовь к своей двоюродной племяннице Анне Марии. Из-за близкого родства они долгое время не могли вступить в брак, а все прочие варианты и предложения они обоюдно игнорировали. Когда же они в 1667 году, наконец, поженились, счастье их было недолгим. Анна Мария умерла при родах их единственной дочери Людвики Каролины. Через два года, потеряв от горя покой, умер и сам Богуслав. Копыльским княжеством и входившей в его состав Бобовней стал руководить управляющий при малолетней наследнице т.н. «комиссар» Казимир Клокоцкий. Точно так же, через своих управляющих, руководила Людвика Каролина своими владениями и когда подросла, вступив в права наследования, сама проживая преимущественно в Берлине. Известен, правда, случай, когда в 1686 году жители Копыля и околиц посылали к своей владелице в Германию с просьбой целое посольство.

Впереди слуцко-копыльские владения Людвики Каролины ждали долгие судебные тяжбы после её трагической смерти (при родах) в 1695 году между несвижскими Радзивиллами и её немецкими родственниками. Однако, нашего местечка это уже не касалось. Дело в том, что в конце 17 века Бобовню каким-то образом приобрёл потомок немецких рыцарей из Ливонии, венденский староста Йоганн Битнер, поступивший на службу в войско Великого княжества Литовского. За верную службу (Йоганн Битнер участвовал в битве с турками под Веной в 1683 году) он получил от короля Речи Посполитой Яна Собесского не только чин майора войск ВКЛ, но и дворянский герб «Бернович». Это событие существенно повлияло на интеграцию семьи Битнера в общество Речи Посполитой. Он, как уже говорилось, приобретает Бобовню и ряд окрестных имений между Копылем и Несвижем, а его потомки начинают именовать себя сначала Битнер-Берновичами, а затем и просто Берновичами. А местечко Бобовня с этого времени перестала быть «клеточкой» в огромном массиве радзивилловских владений и сама становится центром большого имения.

В 1717 году Бобовня перешла по наследству сыну Йоганна Юрию Вильгельму Битнер-Берновичу. Тот, однако, довольно рано умер, оставив после себя молодого наследника сына Михала. Последнему судьба уготовила блестящую карьеру и незаурядную роль в судьбе Бобовни. Именно Михал Бернович в 1748 году получает от короля Августа II привилей на строительство в Бобовне местечка. Фактически Михалу Берновичу предстояло за короткий срок создать то, что в других местах (например, где-нибудь, в Новом Свержене, Ракове или Радошковичах) складывалось столетиями. Но удачное местоположение на тракте между Несвижем и Копылем, а также энергичность строителей благоприятствовали задуманному. Поскольку Михалу Берновичу на момент получения королевского привилея было только 14 лет, строительство велось под опекой его дяди Михала Мержеевского. Так в Бобовне появились еженедельные ярмарки, аккуратная уличная застройка, большое дворянское имение.
В 1769 году Михал Бернович основывает в Бобовне суконную мануфактуру. В те годы мануфактурное производство было передовым и модным экономическим веянием – можно сказать, символом наступающей эпохи капитализма. Дворяне Речи Посполитой стремились быть в курсе передовых общеевропейских веяний, и владельцы Бобовни также были среди них. Мануфактура в Бобовне появилась одновременно со знаменитыми гродненскими мануфактурами Антония Тызенгауза и всего на 17 лет позже несвижской суконной мануфактуры Радзивиллов – первопроходцев мануфактурного дела в ВКЛ. В Бобовне изготавливали сразу несколько разновидностей тканей, как простых, так и разноцветных. Сырьём служила местная шерсть, а цветная краска была импортная – из Риги или Кёнигсберга. Продукция предназначалась для священнослужителей и монахов, для солдат великокняжеского войска и местной шляхты. Бобовненская мануфактура Берновичей стала, как мы теперь говорим, настоящим брендом всего края! На момент 1797 года на фабрике работало 110 рабочих, 5 мастеров, 2 подмастера, в год перерабатывалось до 250 пудов (4 тонны!) шерсти, производилось около 4,6 тысяч аршин (более 3 тысяч квадратных метров!) тканей. В 1798 году мануфактура Михала Берновича занимала в местечке 5 зданий – 3 кирпичных и 2 деревянных (для окрашивания и помывки шерсти) цеха. Потрясающий пример ведения дел и экономического уклада на земле, где капитализм усилиями определённых сил не наступил до сих пор. Стоит ли говорить, что предприятия с подобными масштабами производства сейчас в Бобовне нет…
В то же самое время конца 18 века в Бобовне происходит ещё одно немаловажное событие. Именно к этому времени относятся первые достоверные сведения о строительстве бобовненского костёла. Достоверные, потому как есть ещё и не совсем достоверные о том, что первый храм в местечке был заложен аж в 1636 году Станиславом Альбрехтом Радзивиллом, который, якобы, вместе с этим отдал поставленному священнику 12 волок земли и назначил ежегодное жалование. Но, как мы уже знаем, в указанное время Бобовня принадлежала Янушу Радзивиллу – кальвинисту из биржанской линии, – а не Станиславу Альбрехту – католику из несвижско-олыкской линии Радзивиллов, которому принадлежало далёкое имение в Олыке на территории нынешней Украины. Вряд ли Януш Радзивилл позволил бы строить храм не слишком дружелюбной для себя конфессии даже и своему родственнику. В общем, общепринятой датой отсчёта бобовненского храма является 1 февраля 1791 года, когда всё тот же Михал Бернович выделил на строительство храма 1 морг земли в центре местечка и часть доходов от своего имения в Бобовне. Кроме того, Бернович взял на свой род обязанность помогать костёлу в экстренных случаях, если вдруг возникнет такая необходимость. Строили костёл, правда, долго (хотя в то время были несколько другие понятия о скорости и времени). Он был освящён диацезиальным бискупом под титулом Архангела Михаила только 15 февраля 1799 года. Храм был деревянный, на стыке народного и класицистского архитектурного стилей. В главном алтаре центральное место занимала икона Распятия Иисуса Христа, а в боковых алтарях находились икона Девы Марии и покрытая серебром статуя святого Антония Падуанского. Кроме этого в костёле находились серебряные литургические принадлежности. Ещё при начале строительства Михал Бернович особо оговорил, чтобы в костёле еженедельно совершалась служба по усопшим, что, естественно, неукоснительно соблюдалось.
Михал Бернович, столько сделавший для Бобовни, не был обделён вниманием судьбы. В последний век существования Речи Посполитой он играл в ней видную роль. Достаточно сказать, что в 1764 году он был послом от Новогрудского воеводства на элекционный сейм, где был избран на престол последний король Речи Посполитой Станислав Август Понятовский. Позднее Бернович был одним из значимых участников Четырёхлетнего сейма, на котором обсуждались варианты реформ Речи Посполитой. Бобовненский шляхтич был кавалером высших наград своей страны – ордена святого Станислава и ордена Белого Орла. Его заслуги были признаны и тогда, когда в результате второго раздела Речи Посполитой Бобовня вошла в состав Российской империи. Михал Бернович получил в новом государстве титул действительного статского советника (четвёртый класс в Табели о рангах! К нему обращались не иначе как «Ваше Превосходительство»!) и назначения предводителя дворянства Слуцкого повета.
В 1802 году Михал Бернович скончался, и имение перешло к его старшему сыну Сорватию Антонию. С этого момента история местечка становится очень запутанной. С одной стороны известно, что в 1813 году в Бобовне у Сорватия Антония Берновича родился сын Владислав, с другой стороны известно, что в том же году это имение было секвестрированию в рамках наказания несвижского князя Доминика Радзивилла за участие в войне 1812 года на стороне Наполеона Бонапарта. Не совсем понятна в это время имущественная принадлежность местечка Бобовня и место в нём Берновичей. Возможно, они по каким-то причинам продали местечко Доминику Радзивиллy. После секвестра владения Радзивиллов были закреплены за четырёхлетней дочерью князя Доминика Стефанией. А до совершеннолетия право опеки над имуществом получил родственник из другой родовой ветви князь Антоний Радзивилл. Новому опекуну пришлось погашать немалые долги предыдущего владельца, в которые Доминик Радзивилл влез, среди прочего, создавая и вооружая в 1812 году в помощь Наполеону Бонапарту собственный полк уланов. Отдавать долг пришлось, в том числе и распродажей огромных княжеских владений, в частности имением Бобовня, у которого в 1823 году появляется новый хозяин – Онуфрий Наркевич-Иодко. С этого момента у местечка открывается новая страница, связанная, прежде всего с этим дворянским родом. На протяжении 60 лет Бобовней владели Онуфрий и его сын Александр Наркевичи-Иодки. Во время владения имением последнего прекратил своё существование бобовненский костёл св. Михаила. Его ксёндз Адам Тышкевич (обратите внимание, какие знатные фамилии служили в бобовненском костёле!) так сочувствовал восстанию 1863-64 годов, что был признан политически неблагонадёжным и выселен куда-то в неведомые глубины России. Сам католический храм после такого был ожидаемо признан «очагом неблагонадёжности» и закрыт. В 1866 году в нём открылась православная церковь, ставшая главным храмом местечка до революционных событий конца 1910-х годов. С православной церковью в Бобовню пришло и образование – при церкви открылось народное училище. Преподавал в нём выпускник Минской духовной семинарии Георгий Шенец. Католики Бобовни в то же время были приписаны к костёлу Божьего Тела в Несвиже.
В середине 19 века в Бобовне прочно обосновалось и третья колоритная культурно-религиозная группа, без которых невозможно вообразить себе ни одно белорусское местечко – евреи. В конце 19 века они уже имели в местечке свой молитвенный дом и даже духовную школу – иешиву. А почти в самом центре Бобовни появилось небольшое и аккуратное (как и само местечко) еврейское кладбище.
В 1883 году во владение бобовненским имением вступил Витольд Наркевич-Иодко – личность незаурядная и замечательная. Он получил медицинское образование в университете города Тарту, затем стажировался в клиниках Варшавы и Берлина, став прекрасным хирургом-окулистом, автором научных работ по медецине. Ещё в молодости он вылечил от глазной болезни фрейлину императорского двора Марию Соколову-Скворцову, которая впоследствии стала его женой. В Бобовне Витольд Наркевич-Иодко открыл амбулаторию, в которой бесплатно(!) лечил больных.
Сразу же по вступлении во владение бобовненской усадьбой Витольд произвёл в ней масштабное переустройство, что превратило имение в настоящий цветущий уголок. Был построен новый усадебный дом, расширен парк, создана красивая кольцевая водная система. В парке к традиционным древесным породам были добавлены новые редкие: жёлтый каштан, черешчатый дуб, явор. Одна из частей парка была отведена под плодовый сад, где росли практически все возможные плодовые деревья и кустарники (вишня, черешня, смородина, крыжовник и мн. др.).

Водная система, состоящая из сети каналов и прудов, окружала усадьбу живописным кольцом, по берегам которого был проложен прогулочный маршрут, обсаженный различными видами ивы.

На одном из прудов был небольшой островок с уютной беседкой. Хозяйственный двор усадьбы включал в себя конюшню, коровник, сыроварню, зернохранилище. В окрестностях усадьбы Наркевичам-Иодкам принадлежали два кирпичных завода, на которых производились несколько видов кирпичей, в том числе и т.н. чёрный кирпич, по плотности не уступавший камню. Продукция этих заводов имела фирменный знак «Bobovnia». Витольд Наркевич-Иодко скончался в 1898 году и был похоронен рядом со своим имением в часовне на элитном католическом кладбище. Рядом с часовней был поставлен его бронзовый бюст. Достойная память достойному человеку.
Имение Бобовня перешло сыну Витольда – Витольду-младшему. И вот здесь наша история приобретает новые оттенки. Дело в том, что во второй половине 19 века бродившая по Европе эпидемия навязчивых идей по переустройству мира, окрашенная в красные тона, достигли пределов Российской империи. Быть может, здесь в Беларуси привыкли воспринимать идеи социализма и коммунизма как нечто чужеродное, занесённое в первую очередь из России. Но нет – необходимо признать, что и здесь представители самой что ни есть элиты общества с готовностью воспринимали эту идеологию и внесли в её утверждение на наших землях очень значительный вклад. Мы уже писали о социалисте из Янович Ольгерде Еленском, теперь же стоит вспомнить и о ещё более активных и радикальных деятелях – Витольде и его старшем брате Яне-Сильвестре Наркевичах-Иодко из Бобовни.
Яна-Сильвестра мы упомянем здесь только вскользь – во-первых, его история заслуживает отдельного рассказа, а во-вторых, он поселился не в Бобовне, а в соседнем имении Котельниках. Упомянем лишь, его женитьбу на племяннице генерала парижской коммуны Ярослава Домбровского и женитьбу его дочери на Казимире Петрусевиче – всякому хоть немного знающему историю большевистской партии (и в частности её первого минского съезда) это имя говорит о многом.
Неизвестно, что заставило дворян-помещиков из образцовых и зажиточных имений, где не бедствовали и простые крестьяне, обратиться к столь радикальным революционным идеям. Возможно, как раз таки именно эта зажиточность и природная интеллигентность. Имея мощный культурный и экономический базис, кропотливо созданный их предками, эти дворянские дети направили свою энергию и интеллект на создание призрачных прожектов по переустройству мира. Им было уже мало своего имения – они хотели осчастливить социалистическим благоденствием всё общество. И конечно же, как представителей культуры польской, многих дворян из нашего края привлекал в социализме его программное положение об освобождении наций. Понятие контролируемого из центра «соцлагеря» было тогда ещё в далёком будущем, а на словах социалистические идеологи обещали свободу от империй и всеобщую национально-пролетарскую солидарность. Полякам, чью страну власти Российской империи в то время «отодвинули» за Буг, в этом виделись перспективы возрождения старой доброй, но «прогрессивно-реформированной» Речи Посполитой. И вот будущий хозяин Бобовни Витольд Наркевич-Иодко в 1882 году в восемнадцатилетнем возрасте, в то время как его отец начинал обустройство родной усадьбы, вступил в партию «Великий пролетариат», где обсуждали, как бы эти самые усадьбы поскорее ликвидировать. Он, как и подобает истинному революционеру, берёт себе подпольный псевдоним («А. Вронский») и начинает писать революционные труды и программы. В начале 20 века Витольд уже успевает списаться не с кем-нибудь, а с самим Фридрихом Энгельсом, Георгием Плехановым и будущим вождём революции Владимиром Лениным. С последним он даже лично встречался, обсуждая социалистические перспективы.
Между тем, в родовом гнезде Витольда пышным цветом расцветал отнюдь не социалистический уклад. Во-первых, стояла и никуда не девалась со своими обширными угодьями сама усадьба. В этом отношении брат Витольда, уже упомянутый Ян-Сильвестр, был более последовательным, раздавая в своих Котельниках собственную землю крестьянам без всякого выкупа. А в Бобовне в то же время, в 1901 году представительница «нового капиталистического сословия» некая Янина Траскуляцкая выкупила у Наркевичей-Иодко землю совсем рядом с их усадьбой и построила на ней самый что ни есть капиталистический спиртовой завод! На этом заводе работало 8 наёмных рабочих. Здание предприятия было построено в традиционных формах промышленной архитектуры начала 20 века и сочетало в себе кладку из кирпича и крупных валунов с небольшими вкраплениями щебня. В центре во всю высоту здания проходили вертикальные окна.

Толщина стен была на зависть средневековому замку – можно было стрелять из пушки. Только поэтому, наверное, это сооружение осталось единственным памятником старины, сохранившимся в Бобовне до сегодняшнего дня. Через дорогу от здания завода был построен в схожей архитектурной манере склад сырьевых материалов.

Происходили конструктивные изменения и в политической деятельности Витольда Наркевича-Иодко. Ещё в конце 1892 года он участвует в создании Польской социалистической партии, главной целью которой объявляется создание независимой польской республики. В начале 20 века Наркевич-Иодко окончательно отходит от идей мировой пролетарской революции и сближается с лидером националистического крыла польских социалистов, небезызвестным Юзефом Пилсудским. С тех пор их политические судьбы были почти неразлучны. Одно время Наркевич-Иодко был даже заместителем Пилсудского в партии. Несть числа их многочисленным заговорщицким и вредительским акциям против Российской империи. Хорошо ещё, что, в отличие от левого крыла социалистов, Наркевич-Иодко, Пилсудский и товарищи не опускались до прямого террора.

Роковой 1917 год застал бобовненского революционера в самый разгар его подрывных действий в составе «Польской организации народовой». Эта организация, подобно ленинским большевикам, стремилась использовать в своих целях тяжёлое военное положение Российской империи. В их случае – для достижения Польшей независимости. Когда в Петрограде победила социалистическая (большевистская) революция под руководством его старого знакомого Ленина, Витольда Наркевича-Иодко это мало тронуло. Его уже окончательно интересовал только государственный статус Польши. К сожалению, его родовое имение в Бобовне также интересовало Витольда лишь в контексте общепольских территорий. Он с юности практически не жил в родовой усадьбе, будучи захваченным масштабом революционных идеологий – размеренный и кропотливый труд в имении по образцу предков был уже не для него. В конце концов, Витольд Наркевич-Иодко и вовсе продал имение, где прожило несколько поколений его семьи некоему Барнацкому. В новой независимой Польше Витольд был теперь большим дипломатом – министром иностранных дел, вершившим судьбы тысяч людей. В 1919 году Наркевич-Иодко был одним из четырёх польских делегатов на Версальской конференции, утвердившей послевоенный раздел Европы. Затем он стал послом Польской республики сначала в Турции, а затем в Латвии. Наверняка, он мог повлиять на польскую делегацию, которая в 1921 году подписывала с Советской Россией Рижский мирный договор с тем расчётом, чтобы его родная Бобовня осталась в составе Польши. Тем самым он спас бы и целое местечко от большевистского разорения. Но Витольд этого не сделал. И советско-польская граница прошла в каких-то трёх километрах от его имения… Впрочем, в имении уже мало чего оставалось…
Ещё в 1917 году усадьбу начали разграблять отступавшие группы «революционных солдат» с разваливающегося Западного фронта. Дело разгрома довершила солдатня во время советско-польской войны. Причём, как ни прискорбно, главный усадебный дом уничтожила своя же польская армия. Поляки, не церемонясь, буквально вваливались в дом к землевладельцам («военная необходимость») и запросто могли реквизировать усадебное имущество для армейских нужд. Часто свой же польский землевладелец должен был ютиться едва ли не на улице, пока в его доме квартировал какой-нибудь доблестный эскадрон. Именно такой эскадрон располагался в 1920 году в усадебном доме Наркевичей-Иодко, тогда уже принадлежащего пану Барнацкому. «Залихватская» привычка курить, не выходя из импровизированной «казармы», очевидно и стала причиной того, что на месте дома остался обугленный остов и пепелище…
Кстати, ещё в то короткое время 1919-1920 гг., когда Бобовня принадлежала полякам, из местного храма были изгнаны православные, и, как в старые времена, вновь создан костёл. Ему, однако, тоже была уготована незавидная судьба…
При новой большевистской власти приграничной Бобовне была отведена роль передового форпоста в показушной борьбе с ненавистной «буржуазной Польшей». В 1929 году здесь были организованы сразу два колхоза с замечательными названиями: «КИМ» и «Красный Путиловец». Атмосферу тех лет в Бобовне прекрасно передаёт «письмо», напечатанное в 1930 году в газете «Чырвоная Беларусь». Внимательно вчитайтесь в эти строки тоталитарной пропаганды. За бодрыми и несколько истеричными строками скрывается глубокая и противоестественная ломка веками формировавшегося уклада:

Ліст да пана Барнацкага
Копія пані Траскуляцкай
Ці памятаеш ты, пан Барнацкі, свой маентак Бабоўню, "далікатныя” адносіны да батракоў, свае вясёлае жыццё? Магчыма не. Можа твая панская галава няздольна утрымаць усе жудасныя малюнкі здзекаў над батракамі? Але мы, твае былыя батракі, не забыліся i ніколі не забудзем ix. Мы парашылі прыпомніць ix табе. A ці памятаеш ты, як у парваных портках, з голымі каленямі, баязліва ішлi да цябе у пaкoi батракі атрымаць залатоўку за дзень крывавай працы? Гэта было у 1919 годзе. Батрак Слабкевіч увайшоў у пaкoi да цябе прасіць грошай за работу. Як дзікі звер ты крыкнуў на яго выйсці вон, а блізка знаёмы твой афіцэр cxaпiў наган i хацеў страляць у яго. Завошта, пане? Дзесяць год мы ходзім па тых сцежках, дзе у бытнасць тваю не дазвалялася хадзіць нам. А ведаеш, што на зямлі твайго былога маентка зрабілі? Ты можа чуў, што у Савецкім Саюзе арганізоўваюцца сотні i тысячы калектыўных гаспадарак? Такую гаспадарку арганізавалі i мы. Батракі, беднякі, сераднякі — твае былыя прыгоннікі складаюць цяпер моцнае асяроддзе нашага калгасу. А каб ведаў ты, як вясёла працуюць нашы калгаснікі. 3 чырвонымі сцягамі, на гладкіх конях, з песнямі выязджаюць у поле! За пяць дзён калектыўна мы засеялі 30 га зямлі 6алынавіцкімі зернямі аўса. Нядаўна рабочыя Менскага завода "Камунар” выклікалі наш калгас на сацыялістычнае спаборніцтва. I мы адгукнуліся на заклік рабочых. Нашы старыя батракі — калгаснікі абвяшчаюць сябе ударнікамі за лепшае правядзенне сяўбы. А Першага Мая мы сустрэліся з рабочымі, як брат з братам. Рабочыя прыехалі да нас у Бабоўню, расказалі пра свае жыццё, а нашых дзевяць калгаснікау — твaix былых батракоў паехалі у Менск да рабочых вучыцца па-новаму будаваць калектыўную сацыялістычную гаспадарку. На гэтым пакуль што канчаем наш ліст. Ты можа не умееш чытаць на нашай "мужыцкай” мове, дык пакліч нашых братоў мужыкоў з Белавежскай пушчы, з-пад пінскix балот, ці рабочых з Беластоку. Яны i думкі нашы думаюць, яны i мову нашу ведаюць.
150 былых тваix прыгоннікаў, а цяпер вольных калгаснікаў.
Ст. Іва.
Отметим лишь, что в «тёмные панские времена» культивирующиеся земли бобовненского имения составляли почти 400 гектаров (это вам не 30 «большевистских» гектаров овса), а также, что в письме в качестве панов-монстров были избраны скромная хозяйка спиртзавода Траскуляцкая и без году неделю владевший имением Барнацкий. Потомственный владелец Витольд Наркевич-Иодко почему-то был либо забыт пламенными авторами, либо намеренно обойдён вниманием – видимо, учли его связи с вождями мирового пролетариата.
В 1940 году настала печальная очередь «великих перемен» для старого бобовненского костёла. Его разобрали на доски, даже не посмотрев на его давнюю историю и фактический статус памятника. У храма, кстати, давно не было постоянного настоятеля из за непрекращающихся репрессий большевистской власти против духовенства.

После Великой Отечественной войны структура местечка была перепланирована настолько радикальным образом, что бывшая главная улица оказалась на его окраине. Центральной магистралью Бобовни стала теперь построенная с привлечением полурабского труда крестьян окрестных деревень новая магистраль «Несвиж – Осиповичи». Зато, благодаря этому, бывшая главная местечковая улица сохранила колоритную старинную брусчатку.

На месте усадебного двора и восточной части усадебного развернулось строительство больницы. Вот такая получалась стихийная «преемственность традиций» – в 19 веке здесь лечил Витольд Наркевич-Иодко-старший, а в 20 веке – советские медики. Вот только интересно было бы сравнить качество… В настоящее время бобовненская больница представляет собою несколько душераздирающее зрелище.

В 1960-м году вырубили усадебный сад, а на его месте посадили некое жалкое подобие.

За парком и водной системой и подавно никто следить не собирался и не собирается до сих пор, из за чего тот уже изрядно зарос. При желании, однако можно рассмотреть в нём следы былой регулярной планировки и былого великолепия. Несколько липовых аллей в нём сохранились ещё со времён Берновичей! Деревьям на них уже больше 200 лет!

Впрочем, заканчивая обзор современного состояния усадьбы, следует сказать, что её, как ни старались, не смогли уничтожить полностью. В густом кустарнике на берегу бывшей усадебной водной системы, недалеко от места бывшего въезда, автору этих строк довелось совершить замечательное открытие. Были найдены несколько старых кирпичных столбов с металлическими стержнями для крепления декоративных деталей на вершинах! Скорее всего, это остатки либо въездной брамы, либо старой усадебной ограды.

И это единственный более-менее цельный след (не считая, конечно же, парка и остатков водной системы), оставшийся в наши дни от старинного и богатого имения. Спиртзавод Янины Траскуляцкой, как уже упоминалось, сохранился в Бобовне практически в первозданном виде. Ещё до войны в нём устроили колхозную мельницу, которая просуществовала до 1990-х годов. Учитывая то, что спирт вырабатывали в т.ч. и из зернового сырья, можно предположить, что эта мельница паразитировала и на старых панских технологических линиях. До последнего времени в здании оставалось мельничное оборудование с жерновами 1970-х годов.

Благодаря этому, можно было окунуться в промышленную атмосферу одновременно и эпохи модерна, и Советского Союза.

В конце 2009 года, чтобы продемонстрировать свою безумную заботу о сохранении историко-культурного наследия, местные власти продали здание спиртзавода фермеру и бизнесмену Владимиру Нестеру. Он собирается реконструировать здание под новейшее достижение белорусской туристической отрасли типа «агроусадьба». Что из этого выйдет, покажет время. Наверное, это всё-таки лучше, чем и дальше предоставлять здание дождям, ветрам и вандалам. Кстати, неизвестно, было ли включено в проданное имущество здание склада спиртзавода. Оно до последнего времени было в довольно сносном состоянии. Местные жители хранили, а возможно и сейчас хранят там сено. Единственными памятными знаками в современной Бобовне являются мемориалы погибшим в Великой Отечественной войне. Ничего говорящего ни о выдающемся государственном деятеле и промышленнике Михале Берновиче, ни о замечательном окулисте Витольде Наркевиче-Иодко-старшем (чьё имя включено даже в американские медецинские справочники), ни о такой видной политической фигуре начала 20 века как Витольд Наркевич-Иодко-младший в нынешнем посёлке нет. То, что в память о себе оставили сами шляхтичи, с советских времён и до сих пор продолжает подвергаться едва ли не планомерному уничтожению. Впрочем, таково перманентное состояние нашей культуры с тех самых тёмных времён Советского Союза. Возможно, вскоре единственным хранилищем историко-культурного наследия в Бобовне (да и в сотнях других местечек) будет только наша память.

Radziwill.by благодарит сотрудника Национального музея истории и культуры Беларуси Дмитрия Крамущенко, за предоставленные материалы и фотографии.